Порочный ангел

— Да, девочка. Именно так. — Он накрыл мою руку своей и надавил, чуть прикрыв глаза от удовольствия. — Знала бы ты, как я хочу сейчас затолкать член тебе в рот и оттрахать его.

Я пискнула, ошарашенная и завороженная его признанием. Это было грубо и грязно. Охренительно возбуждающе.

Боже, неужели он прав, и я действительно порочная и развратная?

Думать об этом не было никакой возможности, потому что Глеб протолкнул палец мне в рот. Наверно, я должна была пососать его, но он убрал его так же быстро.

— Нет, — сказал Москвин, отстраняясь. — Сейчас тебе нужно кое-что увидеть.

Он убрал мою руку и достал телефон, включил планшет или маленький ноутбук. Я не рассмотрела. Повозившись с гаджетами, Глеб приглушил свет торшера, погружая спальню в полумрак.

Я судорожно вздохнула, увидев себя на матовом потолке. Кажется, Глеб настроил проектор и теперь я видела, как мелькают мои фото. Москвин сделал штук десять, наверно. На них я то приподнимала бедра, то закусывала губу, то запрокидывала голову, лаская себя.

Сбившаяся рубашка и расстёгнутые джинсы, рука в трусиках. Черт, да, я была развратно красивой на этих фотографиях.

— Видишь, какая ты, Лесь? Смелая и расслабленная. Такая счастливая. Чертовски жаль, что вспышка тебя отвлекла, но мне нужен был хоть какой-то свет.

Глеб говорил это и гладил меня. Он почти не касался моей груди, но кожа горела там, где он касался подушечками пальцев. Я вся пылала, не отводя глаз.

— А теперь просто закончи то, что начала. Покажи мне… — Он встал и стянул с меня джинсы вместе с трусиками. — Давай, сладкая. Сделай это.

Моя рука двигалась к паху какими-то рывками. Я боролась со своими комплексами, словно через тернии прорывалась сквозь запреты и стыд. Но на потолке продолжали мелькать мои фотографии, и это почему-то расслабляло, успокаивало и будоражило одновременно.

Москвин уже все видел. Поздно изображать недотрогу.

Я раздвинула в стороны половые губы и коснулась клитора. Кажется, мы с Глебом простонали синхронно. Он сидел и смотрел, как я несмело касаюсь себя, привыкая к ощущениям, забираю влагу от входа, чтобы скользить по клитору снова и стонать от удовольствия.

Москвин смотрел на меня, на мои пальцы, на мое лицо. Иногда он касался груди, едва ощутимо, дразняще. Или водил пальцем по моим губам. Я была уже близко, когда Глеб прилег рядом. Я с ужасом поняла, что он совсем голый. Когда успел раздеться?

Его губы не позволили мне что-то сказать, возразить. Я растворилась в поцелуе и задергалась, когда Глеб отвел мою руку и заменил ее своей.

— Давай договоримся, детка, — хрипло проговорил он, поглаживая меня. — Ты кончаешь только в моей постели. От моих рук. Или рта. Или члена. Ясно?

— Это не договор, — простонала я, едва сдерживаясь, чтобы снова не начать его целовать и не поднимать бедра навстречу, ведь Глеб едва касался меня, и я снова упускала оргазм. — Ты же приказываешь.

— Как угодно, — усмехнулся он и совсем убрал руку.

Я позорно захныкала, желая, чтобы он вернулся, едва сдерживаясь, чтобы не начать умолять. Глеб накрыл меня своим телом, и я ощутила, как его член коснулся моих складочек.

— Проклятье, ты такая горячая.

Я инстинктивно свела ноги, но Москвин раздвинул их коленом.

— Тихо, Лесь, тихо. Я не буду. Просто хочу, чтобы ты привыкла ко мне. Ну же, маленькая. Расслабься, не зажимайся.

Он поцеловал меня, и я опять растеклась позорной, безропотной лужей. Что он делал? Как этому демону удавалось подчинять меня, расслаблять и возбуждать одновременно? Я не могла перестать желать большего. Его губ, его прикосновений, его шепота. Казалось, если бы Глеб пожелал, я не отказалась бы и от секса. Но его слова не были похожи на уловку или ложь. Я знала, что он не будет. Просто знала это, когда бессовестно раздвигала ноги, позволяя его члену снова соединиться с моим центром.

— Блядь, какая же ты, детка, — выругался он, скользя по мне, прикусывая мои губы. — Так хочу тебя. Проклятье, Лесь…

Вот опять он говорил, а я почти рыдала от гребаного счастья и возбуждения. Его головка дразнила мой клитор. Глеб взял член в руку и усилил нажим. Я зажмурилась, выгибаясь, подняла руки и обняла его за шею.

Пульс бил в виски, а сердце стучало где-то в горле.

— Пожалуйста, — взмолилась я.

— Что? Скажи мне, — прохрипел Москвин.

— Пожалуйста, сильнее. Я… Я хочу… Хочу кончить.

Он еще раз скользнул головкой ко входу, чтобы задеть влагу и вернулся к клитору, нажимая сильнее теперь. Я выгнулась дугой и, кажется, вдавила ногти в кожу Глеба. Меня затрясло. Я кусала губы, вцепившись в Москвина, и кончала. Господи, я кончала так сильно и долго, до слез, до изнеможения. Пока мои руки не расслабились, пока я не упала на матрас, еще продолжая всхлипывать и постанывать от эха разрядки.

Стало холодно, потому что Глеб отстранился, и почти сразу мне на живот стрельнула струя спермы. А потом вспышка. Я даже не открыла глаз. Зачем? И так знала, что у него опять в руке телефон.

У Москвина на меня и теперь тонна компромата. Если Глеб захочет меня погубить, он сделает это легко. Только почему-то я была уверена, что настоящая угроза для меня не фото, а он сам.