– Ну, я решила, что если ты настроен серьезно, тебе следует увидеть меня такой, какая я есть в реальной жизни. А я не люблю кричащих нарядов. И надеваю что-нибудь особенное только перед тем, как выйти на сцену.
На его лице мелькает удивление, но он тут же придает лицу каменное выражение. И его следующий вопрос просто поражает меня.
– Ты стриптизерша?
Я не выдерживаю и заливаюсь смехом. Учитывая то, откуда я приехала, это резонный вопрос. Но маленький дьявол, сидящий у меня на плече, берет дело в свои руки.
– Твое предложение действительно только в том случае, если я не стриптизерша?
Я машинально поднимаю руку и накручиваю локон на палец так, как это, на мой взгляд, должны делать стриптизерши.
Он мгновение размышляет над моим вопросом.
– Полагаю, что нет.
Я улыбаюсь, но его ответ шокирует меня. Правда? Крейтон Карас готов жениться на стриптизерше?
– Почему бы тебе…
Но он не дает мне закончить.
– Ты не ответила на мой вопрос.
Я перестаю накручивать локон на палец и упираюсь руками в бока. Все мои силы направлены на то, чтобы не ерзать под его пристальным взглядом.
– Нет, мистер Карас. Я не стриптизерша.
Я готова поклясться, что он выдыхает с облегчением, услышав мой ответ, но выражение его лица не меняется.
– Тогда я нахожусь в невыгодном положении по сравнению с тобой. Ты знаешь мое имя, но я не знаю твоего.
Началось.
– Меня зовут Холли Викман, но большинство людей знает меня под именем Холли Викс.
Я не настолько известна, чтобы он знал, кто я такая, но я немного разочарована тем, что его лицо не меняет выражения.
Наконец он высокомерно приподнимает одну бровь, словно приглашая меня продолжать. Но я молчу.
Ему не удается скрыть некоторое раздражение в голосе, когда он задает следующий вопрос:
– А почему большинство людей знает тебя не под твоим настоящим именем?
– Это мое сценическое имя. Я пою. В стиле кантри.
Я нервно выпаливаю это, и в его взгляде проскальзывает удивление. Он что, слышал обо мне? По какой-то причине при этой мысли у меня по спине бегут мурашки.
Он хмурится, и его взгляд становится суровым.
– Я слышал о тебе. Моя секретарша – твоя поклонница. А твой бойфренд – тот, кто должен был сделать тебе предложение сегодня ночью? – Он поворачивается и берет в руки мою куртку. – У меня правило – не трахать женщин, которые принадлежат другим мужчинам. И я уж точно не готов жениться на одной из них. Я женился бы на стриптизерше, но даже я не готов жениться на лживой шлюхе.
Резкая смена его настроения ошеломляет меня, и я съеживаюсь.
– Пожалуйста, не называй меня так.
– Если ботинок по ноге…
Выражение его лица уже не каменное – оно презрительное.
У меня падает сердце, и я беру свою куртку у него из рук.
– Я знала, что было ошибкой прийти сюда, – шепчу я.
– Тогда зачем ты это сделала? – спрашивает он. – И почему, черт возьми, в канун Рождества ты вышла из того бара со мной, если у тебя есть этот гребаный бойфренд?
Я направляюсь к двери. У меня шумит в голове. Я только что поставила все на него, и
Я берусь за ручку и толкаю дверь, и только тут замечаю, что она все еще заперта на засов. Я отодвигаю засов и приоткрываю дверь на несколько дюймов, но огромная загорелая рука упирается в дверь и с силой захлопывает ее.
– Ответь мне, – приказывает он.
Мне наплевать, что он миллиардер. Я не позволю никому так разговаривать с собой. Развернувшись, я оказываюсь в ловушке – его руки упираются в дверь по обе стороны от меня.
– Ты и вправду хочешь знать, почему я сделала то, что сделала, в тот вечер накануне Рождества?
– Безусловно.
Он выплевывает это слово, и теперь, когда мне уже нечего терять, мне хочется пощечиной стереть это выражение с его лица. Но вместо этого я начинаю отвечать ему с предельной честностью:
– Потому что иногда человеку нужно отключиться от реальности. А что может быть лучше, чем позволить кому-нибудь затрахать тебя до отключки? И я уже четырнадцать месяцев не спала с мужчинами. Я была возбуждена, и тут появился ты. Я рассматривала тебя как рождественский подарок, который я делаю себе. Только этим я оправдываю свое поведение.
Я снова поворачиваюсь и берусь за ручку двери, но он обнимает меня рукой за талию. Это то же движение, какое он сделал, когда мы сидели в баре внизу. И прежде чем я успеваю воспротивиться, он прижимает меня к своей твердой, горячей груди. Я начинаю вырываться, готовая ударить его локтем в живот, чтобы он отпустил меня.
Хриплый шепот раздается у меня над ухом, и это не останавливает меня в моем желании высвободиться.
– Четырнадцать месяцев? Тебе не удастся сказать такое, а потом отказаться от объяснений.
Я продолжаю вырываться из его объятий, но его рука только крепче прижимает меня к нему.
– Ты не уйдешь из этой комнаты, пока не объяснишься.