Порочный миллиардер

— Это заставляет меня задуматься о том, что я могла бы написать на этом холсте, — она наклонилась, чтобы собрать обрывки бумаги, очевидно, все с изображением его, которые ей не понравились. — В тот день, когда мы встретились в художественной галерее, я собиралась найти вдохновение. Просто погулять по городу и посмотреть на людей, что-то в этом роде. Но, очевидно, я не могу сделать это сейчас, поэтому я должна взять вдохновение там, где могу его найти.

Лукас засунул руки в карманы джинсов, острый разряд электричества, которую он всегда ощущал рядом с ней, снова скользнул под его кожу.

Господи, какого черта он задает ей все эти вопросы? Почему, черт возьми, для него так важно, рисует она его или нет? Словно у него не было других дел, в конце концов. Для начала ему следовало бы связаться с Вэном, потому что прошло уже несколько дней с тех пор, как сидя «У Лео» он в последний раз получил письмо от отца, и был назначен директором «Тейт Ойл энд газ» вместе со своими братьями, и ему, вероятно, следует посмотреть, что за корпоративное дерьмо он должен делать.

Ему также нужно было написать Вульфу, чтобы узнать, что с ним происходит, так как он тоже хранил радиомолчание. То, как он ушел из «У Лео» пять дней назад, так внезапно и без каких-либо объяснений, было немного чертовски тревожным, хотя Вульф связался бы с ним, если бы ему нужна была помощь. По крайней мере, должен был.

Вот только Лукас обнаружил, что не торопится связываться с братьями. Он хотел побольше узнать об этих дурацких картинах, которые только глубже вонзали в него эти разряды.

— Тебе нужно закончить картину? — в его голосе звучали резкие нотки, которые он никак не мог смягчить. — У тебя их уже двенадцать. Конечно, этого достаточно.

Грейс подошла к мусорной корзине в углу, вытряхнула в нее все листки, затем выпрямилась и посмотрела на него так, что он понял: он понятия не имеет, о чем говорит.

— Нет, — сухо ответила она. — Я не могу этого сделать. И нет, я не могу объяснить, почему. Я… упускаю что-то из серии, и я не узнаю, что это, пока не начну рисовать.

Иисус. Значит, эту работу она начинала вслепую. Не имея ни малейшего представления о том, что она делает и в каком направлении двигается. Это была полная противоположность всему, что он делал, и он не хотел даже начинать понимать это.

— Как ты можешь не знать? — потребовал он, не понимая, почему так важно, чтобы она дала ему другую причину, кроме того факта, что все, что она ему сказала, он мог бы использовать, чтобы потенциально лучше защитить ее.

Она перекинула волосы через плечо, и когда расчесывала их пальцами, он заметил, что ногти у нее тоже накрашены. Темно-синим с крошечными золотыми сердечками.

Какого хрена ты обращаешь внимание на ее ногти?

Он понятия не имел.

— Я просто не знаю, — сказала она, как будто это не было большой проблемой. — Это… чувство. Это все, что я могу сказать. Я просто знаю, что серия еще не закончена, и что есть что-то, что поможет мне связать все это вместе. Это придаст всему смысл.

Чувство. Иисус Христос.

— Что тебе нужно для вдохновения? — он услышал свой вопрос, хотя на самом деле это не имело для него никакого значения.

Она отвернулась, оглядывая комнату, как будто действительно искала ответ на вопрос. Затем ее взгляд внезапно вернулся к нему. Ее брови сошлись на переносице, глаза сузились, взгляд стал сосредоточенным.

— Вообще-то, — медленно произнесла она. — Думаю, ты мне понадобишься.

Лукас не часто удивлялся, потому что удивление обычно приводило к смерти, особенно во время миссии. Но теперь он был удивлен. Это чувствовалось, как всплеск холодной воды.

Он напрягся.

— Я?

Теперь она шла к нему, ее пристальный взгляд был знаком ему. В основном потому, что это был тот же самый взгляд, который он использовал, когда фокусировался на цели. Вот только винтовки у нее не было. У нее был только карандаш.

— Да, — она подошла еще ближе, пристально глядя ему в лицо, ее взгляд скользил по нему странно безразличным образом, как будто он был одним из ее полотен. — Да, я думаю, это должен быть ты, — она двинулась влево, все еще глядя на него, и начала кружить позади него.

Мгновенно его шерсть встала дыбом, и он повернулся к ней, годы инстинктов восстали против того, чтобы показывать кому-либо свою спину.

— Что ты делаешь?

Она остановилась и заморгала.

— О, извини. Я… искала, — ее щеки вспыхнули, и он понял, что она стоит совсем близко от него и что он чувствует ее сухой, слегка яблочный запах. — Прости. Дело в том, что я уже несколько недель ищу вдохновения, а ты… можешь им стать.

Его руки зудели от желания прикоснуться к длинной пряди волос, упавшей на одно плечо, посмотреть, такая ли она мягкая, как кажется, и он знал, что если пошевелится, то сделает именно это. Поэтому он держался очень, очень тихо и только спросил:

— Почему я?

Она сжала руки, ее изящные пальцы с красивыми ногтями переплелись.

— Как я и сказала. Это твоя энергия. Плюс… — она заколебалась. — Ты также самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.