Порочный рокер

– Кэти. Какого черта.

– Мы можем не продолжать этот разговор, пока ты голый?

– А что? – Он придвинул согнутое колено чуть ближе ко мне, раздвигая бедра. – Слишком отвлекает?

– Нет. – Я подняла руку, закрывая от него обзор. – Но, знаешь, трудно воспринимать тебя всерьез, когда ты голый. – Дело было не совсем в этом. Скорее, мне было трудно думать о чем-либо, кроме его гладкой золотистой кожи, крепких грудных мышц, рельефных бедер и того, что находилось за моей поднятой рукой.

– Ладно. Давай покурим и проясним это. – Он вскочил с кровати.

– Я не хочу прояснять это, Джесси. Я хочу снова лечь спать как нормальный человек.

Но он уже натягивал джинсы на свою рельефную задницу и направился к двери, полностью игнорируя мои протесты.

– Джесси?..

Глава 24 Джесси

Полчаса спустя Кэти поглощала на завтрак гигантский сэндвич с двумя порциями яичницы и тройным сыром. Свой я уже с жадностью проглотил. Раф угостил нас парой сигарет, пока остальные ребята разграбляли наш завтрак. После этого мы снова отправились в путь. Мы находились примерно в получасе езды от места назначения, а это означало, что у меня было около пятнадцати минут, чтобы расспросить Кэти о том, что, черт возьми, происходит с ее искусством, и еще пятнадцать – на быстрый перепихон.

Я управлюсь.

– Это самая потрясающая… самая мягкая… и в то же время действенная сигарета, которую я когда-либо пробовала… – произносила Кэти между затяжками. Она сидела, скрестив ноги, в своих шортах, ее грудь просвечивалась сквозь легкий топик, а гладкая, тонкая кожа выглядела слегка загорелой.

Я развалился на подушках в джинсах, лениво перебирая струны.

– Круто. А теперь скажи мне, почему ты не хочешь стать художницей?

Пока она раздумывала, я спел ей серенаду из отрывков Dirty Like Me и Layla Эрика Клэптона и еще чего-то, просто несколько фрагментов, крутившихся у меня в голове и способных превратиться в новую песню.

Наконец она сказала:

– Я этого не говорила.

– Но ты безумно талантлива, и тебе, очевидно, это по душе. Ты постоянно рисуешь в своем скетчбуке. Так в чем проблема?

– Не знаю.

– Чушь собачья. Ты когда-нибудь мечтала зарабатывать на жизнь любимым делом?

– Разумеется.

– Так что же случилось с этой мечтой?

Она пожала плечами:

– Жизнь случилась. Раньше я рисовала как одержимая. И всю юность. Примерно в одиннадцать лет я поняла, что карандашные эскизы и живопись – это не просто нечто развешенное на стенах или покоящееся в альбомах, это то, что я умею.

Вот черт. Она еще и пишет маслом? Я бы заплатил, чтобы увидеть подлинники Кэти Блум. И не только из-за ее сладкой попки и идеальной груди, которую мне так нравится лизать.

– И? – подсказал я.

– Я тусовалась с группой скейтеров, и некоторые из них увлекались уличным искусством, вот и я увлеклась им.

– Уличным искусством? Ты о граффити?

– Ага. Если ты действительно хочешь увидеть мои работы, их остатки разбросаны по всему Ванкуверу. Я могу сказать тебе, откуда начать.

– Так и сделаю, – сказал я.

Она покачала головой, отмахиваясь от этого, как будто не стоило даже притворяться, что веришь в сказанное.

– Я просто немного сбилась с пути, понимаешь? Думаю, это началось, когда меня арестовали.

Мои руки замерли на гитаре.

– Тебя что?

– Меня арестовали.

– Милую Кэти Блум? Фото в профиль и анфас, и все такое?

Она сердито посмотрела на меня:

– Только не говори мне, что тебя никогда не арестовывали, Мистер Крутая Рок-Звезда.

– Нет.

– Чушь собачья.

– Честное скаутское. Спроси Джуда или Броуди. Да кого угодно.

– О, ну, что ж, а меня – да. И это не весело. Мне было восемнадцать, и я встречалась с Джошем, так что адвокаты его отца смогли добиться снятия обвинений и в конце концов стерли все записи. Вот почему Джуд ничего из этого не нашел. – Она немного смущенно улыбнулась.

– Что, черт возьми, ты такого сделала, что тебя арестовали?

– Меня поймали рядом со стеной, на которой я только что рисовала своими красками. А потом они нашли легкую наркоту.

– Черт. Ты была оторвой.

– Не совсем. Просто ребенком. – Она доела сэндвич и принялась за ванильный латте со льдом и дополнительными взбитыми сливками, который Джуд приготовил для нее. Он даже нашел немного вишни. – Все это было ужасно. Родители Джоша решили в тот момент, что я неудачница и не пара ему. Он защищал меня перед ними, более или менее, но со временем, можно сказать, потерял ко мне уважение. Если оно у него вообще было. Он всегда вел себя так, будто я становилась той, кем можно гордиться, только благодаря его стараниям.

– Серьезно?

– Да. Это проявлялось в мелочах, почти каждый день. Сейчас кажется глупым, что я не понимала этого, когда он критиковал моих друзей и музыку, которую я слушала, а также каждую гребаную мелочь. Когда мы пошли на ужин к его родителям, он наложил вето на мои наряды и велел мне переодеться во что-нибудь более «презентабельное». Когда он сбежал с корабля у алтаря, я уверена, что они ликовали.

– По-моему, ты увернулась от пули. – Для меня было очевидно, что этот придурок ее не заслуживает, но, кажется, она сама в это пока еще не поверила.