Порода. The breed

Осип Петрович остановил кобылу чуть поодаль, опасаясь повредить русака или собак.

Андриан и Михаил оба спешились и враз потянулись к добыче.

- Не тронь! Порядка не знаешь?! - услышал Осип Петрович голос брата. И увидел: Андриан, диковато оскалив все еще смеющийся рот, хватает зайца за задние ноги, пазанкует, кидает пазанки борзым:

- Мое поле!

Наступила тишина. Только жарко дышали собаки, хрустела крахмальной свежестью тонкая простыня снега под копытами переступающих лошадей, да вдруг гортанно проговорил ворон прямо над головой. Он все видел и все уже знал.

- Эх, ты, - спокойно, сильно и очень тихо проговорил Михаил, - ну да ладно, Бог с тобой. Кровь-то кипит. Пусть, да надо меру знать и обычай. Учили тебя чему?

- А тому, - высоким срывающимся голосом крикнул Андриан, - а тому, что кто подозрил... Кто подозрил, того и заяц, чья бы борзая не взяла! Я подозрил, я!!

Близко посаженные голубые глаза парня чуть косили от волнения, тонкие губы кривились, из-под форменной фуражки, сбившейся на затылок, выбивались рыжеватые кудри.

- Осип, - сказал наконец Михаил, - человек наш не в себе. Что делать будем?

- Дальше поедем, - ответил не колеблясь Осип Петрович. - Успокойтесь оба. Только выехали. Поле все впереди.

Они молча смотрели, как Андриан второчил зайца и вспрыгнул на коня, утирая вспотевший лоб, сдвигая фуражку на глаза. Широкоплечее, ладное тело влилось в седло, коротковатые ноги привычно послали лошадь вперед. Братья, чуть поотстав, поехали рядом. Говорить не могли.

- Ну, видел? – сказал наконец Михаил, - Вот тебе: liberte, egalite, fraternite ¹... Началось и у нас. Какое от всего этого счастье бывает, французы уже сто лет назад узнали. И мы узнаем - очень скоро. И всерьез. На своей шкуре. Недолго осталось.

Осип Петрович не отвечал. Будто ледяной петлей сдавило горло, перехватило грудь. Так бывает от внезапной вести о неотвратимом. О непоправимом.

Впереди Андриан замедлил рысь, перешел на шаг. Эта первая в жизни открытая вспышка, ошеломив его самого, сменилась горьким сомнением и раздумьем. Главное - не оглядываться ... Но он ехал, не обращая внимания даже на поле перед собой, забыв об охоте, и тосковал: надоело все. Хватит. А то: все всегда отдай им. Все всегда ихнеебыло - поле, собаки, добыча... Девки наши... В каждой деревне чуть не половина ребят барские выблядки. Баре, мать их... Господа сенатры, обосрались которы... Вон - Костька этот, молодой барин, Кареева старого сын, только женился - а жену сразу бросил... Или сама от него в столицу сбежала? Прожил год в своем Аносове, так теперь к нам в Зайцево пожаловал - и здесь небо коптить да девок портить. Ну, ничего. Поглядим еще, чья возьмет. Вроде уж наша и взяла... Неужто и впрямь? Не поймешь ничего. Кто у них там главный? Кто правит? Царя-то нет. Это все равно как и нет никого…Мужик из Воскресенска приезжал – агитатор. И все говорил, говорил… Пролетайте, говорит, во всех странах и соединяйтесь, пролетайте и соединяйтесь… А куда пролетать-то? С кем соединяться?.. А еще сказал - Еремеевскую ночь надо имустроить. Это понятно. Это да. Надо. Иначе от нихне избавишься. Жаль, сейчас погорячился, обазартился. Зря. Напрасно зверя оттопал, собак прометал. Подшумел. Ну да ладно. Может, все ж правду говорят - наше уж поле-то... Да скорей бы! Ну, потерпим. Недолго осталось.

Так успокаивал себя ловчий Андриан в своей глухой досаде и тоске, в своем ожидании.

Поотстав от него на три-четыре корпуса, Осип Петрович, почти уже придя в себя, тоже старался успокоить, уговорить - и себя, и брата:

- Ничего, Миша, ничего. Может, еще уладится. Парень своенравный, молодой, горячий. Я знаю, о чем ты - о Муравишниках. Так ведь у нас-то случилось не по злой воле, не по умыслу - по недосмотру… Серьезного ничего не будет - пошумят и успокоятся. Опасно, конечно. Опасно, это правда. Ну, беспорядки. Смута. Но должно же все как-то уложиться. Мы не французы. Они-то «пьют одно стаканом красное вино»... А у нас все водкой кончается и глубоким сном. В этом сне все тонет - и egalite, и fraternite. И, к сожалению, свобода. А уж подавно - счастье. Горько, но правда. У нас одно только нужно - терпение. Терпение и настойчивая, упорная воля. И еще - осторожность. Компромиссы. От многого придется отказаться. Это понятно. И, знаешь, я думаю, неизбежно. А может быть, в этом отказе и правда: что ж, это не только разумно, но и нравственно.