- Знаешь, как Белинский ответил Тургеневу, когда они проспорили всю ночь, забрезжил рассвет, а Тургеневу позавтракать захотелось? Неистовый Виссарион сказал: Иван Сергеич, мы еще не решили вопрос о существовании Бога, а вы уже хотите есть! - злобно продолжала я. - Ну и где тут твоя потребность?
- Водки надо выпить, вот что, - упорствовал Вурлаков. - Давай, доктор Сиверков, вали-ка на Плющиху. И закусь прикупи. Деньги вот... возьми. А Белинский твой, Анна, был чахоточный. У них все сикось-накось с потребностями. Сейчас выпьем, пожрем, вот и силы будут. Так поскорей с редактурой и завяжем. И время сэкономим, а то мне на дрессировку скоро пора.
За бутылкой “Абсолюта” (уже роскошь по нашим временам, а тогда вполне возможный вариант) удалось прийти к консенсусу.
- Валер, давай про людей выкинем, а про собак оставим, - предложила я. - Статья ведь в самом деле гениальная!
- Да брось ты, - заскромничал Валера, - гениальная! - Это слово он произнес с явным удовольствием. - Скажешь тоже!
- Совершенно гениальный текст, - убежденно подтвердил Андрей, по-видимому, не замечая моего удивленного взгляда, -
Кто, собственно, эти “они”, мне было не вполне ясно - видимо, какие-то невежественные косные недруги, окопавшиеся во враждебных лагерях собачников и дрессировщиков.
- Ну, Сиверков, пошли, - сказал наконец этот садист (тут я заподозрила, что он действовал совершенно осознанно). - Новую дрессировку покажу. Может, под дога поставлю. Или под бультерьера даже. Есть у меня в сегодняшней группе один беленький такой. Неплохой зверек! Щиплет!
Это был тонко рассчитанный ход: бультерьеры тогда только появились в Москве, и Андрей, как многие не вполне уверенные в себе, избалованные и неагрессивные мужчины, питал к ним страстный интерес. Понятно, что искушение быть фигурантом в схватке с белым бультерьером не оставило мне никаких шансов. Я расценила это как низменную месть Валеры за “потребности”. Коллеги вместе вышли в зимние сумерки. Я смотрела в окно. Странно все это. И Андрей… «Я странен, а не странен кто ж?» - вспомнилось мне. А вот сам Андрей вспоминался с трудом. Так – неуловимый очерк губ – капризных, подвижных… Перемены позы, ракурса, выражения – непрерывные, резкие… Все моментально, мгновенно: жест, мимическая гримаса, появление из ниоткуда, исчезновение в никуда…
Информация для английской “Dog World”, как и все плоды нашего писательского альянса, вызревала мучительно и долго.
- Ну ты, это, Анна, напиши, понимаешь... Ну это, в общем, - поняла? - весело приступил к делу Валера, когда мы выпили по чашке чаю. - Ну, это!
- “Группа русских ученых...”...?
- Во! Группа! Русских! Ученых! То, что доктор прописал!
- А дальше что?
- Ну есть у нас... Это, в общем... Ну есть, напиши...
- А что у нас есть?
- Водки у нас нет, вот что, - сказал вдруг Андрей. Я взглянула на него. Он тоже смотрел на меня, и как-то по-новому.
- Ну, Сиверков, я от тебя не ожидал! Водки захотел! Эка... - по Валериному скуластому лицу промелькнула тень, узковатые рыжие глаза потемнели и еще сузились. - А на что пить будем?
- Я куплю.
Дверь хлопнула. Валера еще прочнее утвердился в кресле, закурил, взял в руки пепельницу. Не отводя от нее глаз, снова поставил на стол и стал молча постукивать моей любимой бабушкиной “попельничкой” по столешнице. Так прошло несколько минут. Я решила, что ни за что не заговорю первой - пристально смотрела на белый лист со словами “Группа русских ученых” и злилась - вспоминала, как мне было обидно накануне, когда
- Ты, Анна, это... Водки ему много не давай, - проворчал, наконец, Валера, по-прежнему глядя на пепельницу. - Мне он сегодня на дрессировке понадобится.
- Неужели? - еле выдохнула я, даже не пытаясь сдержать негодование. - Ты, оказывается, и по ночам кого-то дрессируешь? Кого, интересно? Жену?
- Жена у меня сама кого хочешь отдрессирует.
- Тогда зачем тебе так поздно Андрей понадобился? - не сдержалась я, выдавая себя полностью, но уже об этом не заботясь.