Порода. The breed

Стриженые зеленые пространства, окружавшие гранитную глыбу дома Энн, на этот раз издали выглядели цветными. Жители деревни Литтл Ферлоу и окрестных селений прогуливались, сидели на скамьях и в шезлонгах, останавливались полюбоваться растениями, закусывали, наблюдали за пестрыми утками, белыми и черными лебедями в продолговатых прудах и черномордыми овцами в загонах — то есть совершали ритуал посещения «открытых садов». Ричард подошел к нашей машине, как только Мэй нашла место для парковки, и вытащил из багажника подарок. Держа под мышкой, как офицерскую фуражку, горшок с растением, вытянувшим для поцелуя свои многочисленные ротики, он подвел нас к хозяйке. Стоя за длинным дощатым прилавком, Энн в панамке и ситцевом платье в голубой цветочек бойко торговала рассадой однолетников но, увидев нас, передала свое дело помощнику.

— Добрый день, дорогие! Вы не забыли. Мило с вашей стороны. Я очень, очень рада. Благодарю вас. — Она одобрительно-бережно потрепала рукой листья и красные ротики подарка. — Великолепный экземпляр Plumeria rubra — необыкновенно крупный! Это настоящая редкость. Мы поставим его в conservatory.[102]

Сейчас же появились руки, подхватившие горшок с редкостью. Через некоторое время мне суждено было увидеть знакомые жадные ротики уже на предназначенном для них месте — в conservatory.

— Пойдемте погуляем. Хозяйка тоже имеет право на отдых, правда? Вот сюда, направо, пожалуйста. Я хочу показать вам Стену. (Слово было произнесено именно так).

В конце всей процессии — сзади меня шел только Ричард — я поплелась смотреть Стену. Что за Стена и зачем ее, собственно, смотреть, я поняла только подойдя совсем близко. Как оказалось, толпа гуляющих поодаль напрасно тратила время — именно Стена была подлинным творением английского садоводческого вкуса. Древность Стены внушала ужас. Толстые стебли плетистых роз увивали Стену, а их нежные цветы невинно касались мхов и лишайников, веками разъедавших ее пятнами проказы. У Стены ярусами были высажены прекраснейшие в мире злаки и лилии, розы и душистый горошек, — и дальше я могу сказать только, что все вместе было действительно прекрасно. Стена была очень длинной, так что садовники могли создавать идиллические картины вселенской гармонии почти бесконечно. Стена не оборвалась, а повернула, так что и мы повернули вдоль нее, и скоро все уже устали восхищаться, и иссяк запас удивленных восклицаний, и все были совершенно счастливы, даже грустная Пат, и тут Стена вдруг кончилась.

Перед нами лежал зеленый луг, и мы подошли к загону, чтобы посмотреть низкорослых черномордых овец, а потом вернулись к дому мимо прудов с утками.

— Можно узнать, Энн, — спросила я, — что это за пустые рвы рядом с прудами?

— Конечно. Ха-ха.

— Ха-ха, — вежливо отозвалась я.

— Да нет, — сказала Энн, — я имею в виду, что эти рвы называютсяХа-ха!

— Ха-ха?

— Именно. Потому что когда враги, осаждавшие замок, наступали, не замечая рвов, и падали туда, защитники замка радостно восклицали: «Ха-ха!». Так и пошло.

— Подумать только, — сказала я.

В это время мы уже были недалеко от серых стен здания. Мэй, Пат и Ричард немного отстали.

— Анна! — услышала я голос из-под панамки.

— Да?

— Можно вас попросить пройти со мной ненадолго в conservatory? Я попросила Ричарда показать Мэй новых жеребят. На днях мы купили троих. Насколько мне известно, у вас аллергия, и лучше нам посидеть в conservatory.

О том, что у меня аллергия на лошадей, я слышала впервые, но ничего не оставалось, как согласиться. Я немного стеснялась Энн — она все же была гораздо старше и совсем мало мне знакома, к тому же перед ней все, включая Мэй, так трепетали, что и я трепетала тоже — но не слишком. К тому же conservatory была близко, а конюшни неизвестно где, я устала, а проводить время с Энн означало всего лишь спокойно и вежливо беседовать о чем-нибудь приятном или даже прекрасном. Я обрадовалась, и старушка это заметила.

Летний сад Энн был невелик и нагрет, как аквариум. Обе собаки Энн — стэффордшир и бордер-терьер нежились в тепле на диване. После прохладного ветра, свободно веявшего вдоль Стены и даже слегка приподнимавшего края тяжелого руна черномордых овец, здесь я с облегчением почувствовала, что пальцы снова приобретают гибкость. Энн предложила сесть на канапе у стеклянного столика. Ну конечно. Опять бутылки и блюдечки с орехами.

— Что вы будете пить, Анна?

За три дня я слышала этот вопрос в трехсотый раз. И внимательнее посмотрела на столик. Ничего похожего на бутылку с водой там не было.

— То же, что и вы, Энн, если не слишком крепкое.

— Боюсь, Анна, что именно сейчас мне нужно чего-нибудь покрепче.

— Замерзли на ветру?

— Мы, англичане, веками привыкали к нашей погоде. Я вообще никогда не мерзну. — Щеки Энн порозовели, как пара снегирей. — Но мне нужно набраться храбрости для разговора.

— ?

— Я выпью немного виски. Составите мне компанию?

— Как я могу теперь отказаться! Конечно.

— Cheers!

— Cheers!

Виски маслянистым огнем охватило изнутри. Энн решительно сгрызла несколько орехов с блюдечка.