Мой язык не повернулся ответить "Нет". Осторожно прислушиваясь к себе, я вдруг поняла, что боль от утраты Федьки на самом деле ничуть не меньше той, которую я испытала, когда исчез Егорка. Мое сознание кружило вокруг этой потери, как и в прошлый раз, боясь смертельно обжечься, а разум и тело действовали с каким-то отстраненным холодным расчетом. Только действуя, лихорадочно и одновременно методично, только двигаясь и рассуждая, я могла загнать эту свою боль в глубину, не дать ей захлестнуть себя. Животный инстинкт матери, потерявшей детеныша? Может быть.
- Да, похоже, что это был он, - медленно произнесла я.
- Бывший муж украл? - Марина была явно заинтригована.
- Нет, мой муж умер, - удивляясь собственному спокойному тону произнесла я немыслимую для моего языка еще пару недель назад фразу. - Я не знаю, кто похитил мальчика. Но узнаю! - вдруг рассвирипела я.
Марина одобряюще кивнула:
- Я бы за такое дело просто горло бы перегрызла. Сколько твоему?
- Семь. Только горло я грызть не буду - противно. Лучше глаза выцарапать.
Мы еще некоторое время перебирали способы расправы с похитителем, один кровожаднее другого.
Потом я загасила окурок и оглянулась, соображая, куда его бросить. И тут вдруг до меня дошло, что такого странного я увидела во дворе Пуделихи. Это были окурки около крыльца. Точно - там валялось несколько бычков, словно кто-то регулярно выходил покурить на крылечке. Зрительная память у меня отличная. Я напряглась и припомнила, - несколько окурков были свежими, а другие выглядели так, словно пролежали несколько дней и даже мокли под дождем. А это значит...
Марина, заметив перемену в моих мыслях, притихла. Потом вдруг всплеснула руками и умчалась, прокричав на бегу, что варенье пора снимать с плиты.
Когда она через пять минут вернулась, план действий был уже практически готов. Мы перекинулись несколькими фразами, и я отбыла.
***
Вернулась я вечером, когда стемнело. Марина открыла ворота. Я загнала машину в ее двор. Ребятишки уже спали. Я достала с заднего сиденья большие коробки - купленную днем железную дорогу и домик для куклы Барби. Подавив сопротивление Марины, я отнесла коробки на веранду, чтобы малышня утром их сразу обнаружила.
Экипирована я была на совесть - пистолет, баллончик и фонарик, рассованы по карманам. Одежда - черные джинсы и водолазка, кроссовки. А еще у меня с собой была черная маска, я скопировала ее у наших ночных противников. Просто купила черную шапочку с отворотом и прорезала в ней дырки для глаз.
Прокрадываясь огородами к дому бабки Пуделихи, я ощущала себя настоящей нинзей. Или настоящим нинзем? Черт, неизвестно, какого рода этот самый нинзя, и склоняется ли вообще...
Тихонько подкравшись к старухиному домишке, я поочередно заглянула в оба освещенных окошка.
Пуделиха сидела у телевизора и вязала. Гостей у нее явно не было, но то, что она не ложилась спать, вселяло надежду.
Я засела в зарослях огромных лопухов, расплодившихся у бабкиной сараюшки. Просидев часа два и близко познакомившись со всеми местными комарами, я прокляла тот час, когда решила устроить эту дурацкую засаду. Маску пришлось снять, дышать в ней было невозможно, и лицо потело. Спать хотелось неимоверно, - сказывалась прошлая бессонная ночь. Временами начинал накрапывать меленький дождик, но тут же прекращался. Прихлебывая из плоской фляжки крепкий отвар лимонника с примесью настойки элеутерококка, я наблюдала за тускло освещенными окнами Пуделихиного дома и читала про себя наизусть все известные стихи и отрывки из прозы. На гоголевском "Чуден Днепр при тихой погоде..." в окнах погас свет.
Бабка отошла ко сну, так никто к ней и не пожаловал.
Подавив желание немедленно отправиться восвояси, я продолжала сражаться со сном и алчными комарами. За стенкой сарая слышалась возня кур на насестах. Изредка раздавалось сонное квохтанье. Исчерпав лимит литературной классики, я перешла к школьному курсу английского языка. Тема "Москва - столица СССР".
Сразу вспомнилась поездка в Москву с отцом в конце восьмидесятых. Тогда столица СССР выглядела не лучшим образом - дикие очереди, замусоренные улицы, толпы мрачных людей и повсюду перекопанные улицы. Мне было четырнадцать лет. Или уже пятнадцать? Жили мы в гостинице "Интурист" и по вечерам гуляли по Тверской, тогда еще улице Горького. Как мне нравились нарядные московские девушки, прогуливающиеся вдоль освещенных витрин! Гораздо позже я поняла, кем на самом деле были эти милые красавицы.