Порою нестерпимо хочется...

– Льет, как моча из коровы, – делятся они своими соображениями друг с другом. – Как из десяти коров. Как из доброй сотни! – перекликаются они, перебегая из парадной в парадную.

– Говорят, такого еще не было, – заверяют они друг друга в «Пеньке», сидя за кружками с пивом. – Рекорд.

Однако к вечеру радио у Тедди сообщило о количестве выпавших осадков. «Четыре дюйма с полуночи». Ничего необычного в этом вовсе не было. «Всего четыре дюйма? Это, конечно, тоже немало, но если судить по тому, как он льет, можно было бы ожидать не четыре, а целую сотню!»

– Всего лишь четыре дюйма, – саркастически замечает про себя Тедди, – каких-то крохотных четыре дюйма.

– Я думаю, это ошибка, – задумчиво отмечает Ивенрайт. – Откуда эти ослы из береговой охраны берут такую чушь? Не иначе, как с потолка. Суки! Да в канаве за моим домом вода уже к полудню поднялась на фут! И почему эти ослы считают, что умеют измерять уровень воды лучше других?

«Четыре дюйма дождевой воды, – притворно улыбается Тедди, – и страх, прятавшийся все лето, сегодня вырвется и расцветет. – Он бесшумно плавает по сумрачным закоулкам бара, как толстенький водяной паучок, в белом переднике и рубашке, черных брючках и остроносых ботиночках. – …Расцветет всеми своими красками и причудливыми формами – укрепляя свою паутину подобострастной услужливостью. – Но все его оттенки и все формы произрастают из одного и того же семени страха… – Его маленький темный ротик раздвинут в привычной улыбке, черные глазки подмечают все происходящее в его владениях: вот кто-то теребит кнопку возврата монет на музыкальном автомате, троица в глубине гасит о стол сигареты, походки тяжелеют, языки ворочаются все с большим трудом… все видит, кроме поверхности стойки да ряда стаканов, которые неустанно протирает. – И семя это есть во всех нас. Оно во мне, и во Флойде Ивенрайте, и в Лесе Гиббонсе. Но я отличаюсь от них. Я знаю, что его цветение не вызвано дождем. Его цветение вызывает лишь глупость. А местная почва хорошо удобрена глупостью».

Тедди считает себя специалистом по страху и глупости; он много лет изучал их, никогда не испытывая недостатка в подопытных экземплярах. Он переводит взгляд на Джонатана Дрэгера – представителя юниона, вызванного Ивенрайтом, чтобы помочь с этими забастовочными глупостями, – который, в легком синем плаще и шляпе, минует неоновую арку. Пока тот раздевается, Тедди следит за его уверенными, благополучными движениями. Он еще вчера вечером обратил на него внимание, когда тот со спокойным интересом наблюдал за дракой. Как и сам Тедди, а также, возможно, Хэнк Стампер, этот мистер Дрэгер отличался от остальных подопытных. В нем было что-то особенное, что выделяло его. Тедди и себя считал непохожим на остальных горожан, потому что, хотя он и носил в себе естественное зерно страха, как и прочие, у него хватало сообразительности и терпения, чтобы не дать ему расцвести. С другой стороны, Хэнк Стампер, он не был ни терпеливым, ни сообразительным, но по какой-то прихоти природы тоже был начисто лишен страха. И этот Дрэгер безусловно был из тех же, и даже более…

– Добрый вечер, ребята, – обратился Дрэгер к сидящим за самым большим столом. – Погодка-то! Говорят, вода уже поднялась на четыре дюйма…

– Откуда они это взяли? – вскипел Ивенрайт. – Эти четыре дюйма.

Перед тем как ответить, Дрэгер вешает плащ и шляпу и аккуратно стряхивает с брюк капли дождя.

– Из Метеорологической Службы Соединенных Штатов, Флойд, – объясняет он, удостаивая Ивенрайта понимающей улыбкой. – Он хитрый, этот мистер Дрэгер. И кажется, тоже сообразительный, и это, несомненно, выделяет его. Похоже, тожелишен страха… – А почему ты спросил, Флойд? Ты считаешь, больше четырех дюймов? – …но и не только это.

– Умп… – Ивенрайт пожимает плечами. Похмелье все еще не отпустило. И ему чертовски не нравится, как эта важная городская жопа реагирует на запутанность ситуации… – Я ничего не считаю, мистер Дрэгер.

– Ну конечно. Я просто пошутил.

Что же отличает его от всех этих безмозглых болванов, да и от меня с Хэнком Стампером?