– Отчего, отчего, да оттого, что это небезопасно, Флойд! У меня во дворе все смыло дочиста. Такого даже в сорок девятом не было. Поэтому, естественно, я засомневался – доеду ли от дома до моста. Времени-то у воды не было, чтобы впитаться, – сразу такой дождь после такой долгой засухи…
– В том-то и дело! – Ивенрайт опускает оба кулака на стол с такой неожиданной силой, что Лес спотыкается о ножку стула. – Это-то я и пытался объяснить вам, парни… В этом-то все и дело! – Ну, клянусь Господом, сейчас вы врубитесь. – Вам, конечно, это неизвестно, мистер Дрэгер, но вы, ребята, знаете не хуже меня, что будет с иссушенной землей после этого проливного дождя! Что будет с трелевкой, да и со всем лесоповалом, если мы не закатаем рукава, и к тому же в темпе?! То есть если мы, в конце концов, не начнем что-нибудь делать!
Он кивнул, давая им возможность поразмыслить над этим. Лес замер в неудобной позе, скованный ножками упавшего стула и страстью Ивенрайта. Он еще никогда не слышал, чтобы Флойд говорил так убедительно. Да и никто не слышал. Они смотрели на него в недоуменном молчании; прежде чем продолжить, он напряг лицевые мышцы, как это делают некоторые, перед тем как откашляться:
– Потому что это не просто дождь, парни… это как начало казни. – Он встал и отошел от стола, потирая свою толстую шею. У стойки он повернулся. – Казнь! Чертов нож отрезает дорогу по эту сторону долины. Кто-нибудь хочет поспорить со мной на десять долларов, что после сегодняшней ночки Костоломный отрог еще не под водой? Никто не хочет прокатиться до него на грузовичке? Говорю вам, чертовы вы тугодумы, и снова повторяю: если мы не вернемся на склоны на этой самой неделе, на этой сукиной неделе – забастовка там, не забастовка, пикетирование – не пикетирование, – зарубите себе на носу, что всю зиму по понедельникам мы будем кататься в Юджин за карточками по безработице!
Он поворачивается к ним спиной, чувствуя на себе их взгляды, а также то, что за всем этим наблюдает Дрэгер. Ну что ж, это должно их удовлетворить.
Он ожидает, что Дрэгер как-то отреагирует, но вызванная его речью тишина затягивается. Плечи его поднимаются и опадают в тяжелом вздохе. Он снова потирает шею. И когда он снова поворачивается к ним лицом, на нем обвисают морщины, свидетельствующие об усталости и самопожертвовании. Тедди наблюдает за происходящим в зеркале –
– Парни… я хочу сказать… вы же все знаете! Вы же знаете, о чем я говорю, что я, мать вашу растак, твержу вам уже целую неделю! И еще раньше я предупреждал их, мистер Дрэгер, я делился с ними своими подозрениями…
– До вчерашнего дня я держал все в тайне, дожидаясь, когда я буду уверен, когда получу копию…
– До вчерашнего дня вы, ребята, думали, что мы неплохо стоим. И несмотря на все мои улики против Стамперов, мне никак не удавалось вас расшевелить. Вы думали: «Подождем еще немного». Вы думали: «"Ваконда Пасифик" долго не продержится, им нужен лес. Им надо складировать его на просушку для весенних работ». Вы считали, что мы их взяли за горло, да? Потому что, вы считали, компания ничего не заработает, если у нее не будет продажного леса. Вы думали: «О'кей, пока солнце светит Хэнку Стамперу, пусть пользуется, нас это не касается. Живи и давай жить другим. Нельзя осуждать человека за то, что он честно зарабатывает свой трудовой доллар». Так вы думали, верно? – Он сделал паузу, чтобы осмотреть присутствующих; он надеялся, что Дрэ-гер обратил внимание на то, как все, один за другим, включая даже агента по недвижимости и его деверя, стыдливо опустили глаза. –