Порою нестерпимо хочется...

Иона коротко кивает и, повернувшись к поезду, бросает взгляд на своих мальчиков: все трое ухмыляются. Он хмурится: надо будет напомнить им, что хоть они и горячее всех выступали за этот переезд из Канзаса в дебри Северо-Запада, именно он принял решение, и без него ничего бы не было, ему при надлежит решение и разрешение это сделать, – так что лучше бы им не забывать это! «Такова воля милосердного Господа!» – повторяет он, и двое младших опускают глаза. Но старший сын, Генри, не отводит взгляда. Иона собирается еще что-то сказать ему, но в выражении лица мальчишки сквозит такое торжество и такая богохульная насмешка, что слова застревают в горле бесстрашного патриарха, – гораздо позже он поймет, что на самом деле означал этот взгляд. Да нет, конечно же он сразу все понял, как только встретился глазами со своим старшим сыном. Этот взгляд врезался ему в па мять как ухмылка самого Сатаны. От таких взглядов застывает кровь в жилах, когда понимаешь, что невольно ты сам причастен к нему.

Кричит кондуктор, и младшие мальчики проходят мимо отца в вагон, бормоча слова благодарности – «большое спасибо за завтраки, которые вы принесли» – выстроившимся в очередь провожающим. За ними следует их взволнованная мать – глаза мокры от слез. Поцелуи, рукопожатия. И наконец старший сын со сжатыми кулаками в карманах брюк. Поезд внезапно дергается, и отец, схватившись за поручень, встает на подножку и поднимает руку в ответ машущим родственникам.

– До свидания!

– Пиши, Иона, слышишь?

– Мы напишем. Будем надеяться, что вы тоже вскоре приедете.

– До свидания… до свидания.

Он поднимается по раскаленным железным ступеням и снова наталкивается на вызывающий взгляд Генри, когда тот проходит из тамбура в вагон. «Боже, смилуйся», – шепчет Иона про себя, хотя и не понимает, чем он ему грозит. Ну признайся же, что понимаешь. Ты же чувствовал, что это старый семейный грех выглядывает из темной ямы, и ты знал, какое сам имел к нему отношение; ты прекрасно знал, какую роль ты 6 нем сыграл, как знал и то, в чем ты участвуешь. «Прирожденный грешник, – бормочет Иона, – проклятый от рождения».

Ибо для Ионы и всего его потомства семейная история была замарана одним и тем же грехом – и ты знаешь каким. Тавро Бродяги и Скитальца, вероломно отворачивающегося от даров Господних…

– Всегда были легки на подъем, – защищались самые беспечные.

– Идиоты! – гремели им в ответ защитники оседлого образа жизни. – Святотатцы!

– Всего лишь путешественники.

– Дураки! Дураки!

Из семейной истории явствовало, что они – кочевники. Разрозненные данные говорили о том, что это было мускулистое племя непосед и упрямых бродяг, которые шли и шли на запад. Костистые и поджарые, с того самого дня, когда первый тощий Стампер сошел с парохода на восточный берег континента, они неустанно, словно в трансе, двигались вперед. Поколение за поколением, волнами катились они к западу через дебри юной Америки: они не были пионерами, трудящимися во имя Господа на языческой земле, они не были первопроходцами растущей нации (хотя, бывало, они и покупали фермы у отчаявшихся пионеров и табуны у разочарованных мечтателей, спешивших вернуться к солнечному Миссури), они так и остались кланом поджарых людей, которых гвоздь в заднице и собственная глупость гнали вперед и вперед. Они верили, что за каждой следующей горой трава зеленее, а тсуги дальше по тропе прямее и выше.

– Честное слово, дойдем до конца тропы и успокоимся. Тогда можно будет и пожить.

– Ну! У нас еще будет масса времени…

Но раз за разом, как только отец семейства срубал все близстоящие деревья и выкорчевывал пни, а его жена наконец покрывала весь дощатый пол льняными дорожками, о чем она так мечтала, к окну подходил какой-нибудь семнадцатилетний юнец с писклявым голосом и, задумчиво почесывая свой тощий живот, произносил следующее:

– А знаете… мы могли бы жить на участке и получше, чем этот.

– Получше? И это после того, как нам только-только удалось зацепиться здесь?

– Думаю, да.

– Ну, ты можешь выбирать себе все что угодно – хотя не думаю, что тебе это удастся, – но мы с отцом… мы никуда отсюда не пойдем!

– Как угодно.

– Нет, сэр, мистер Пчелиный Рой в Штанах! У нас с отцом дорога закончена.

– Вы с отцом можете поступать как угодно, а я ухожу.

– Подожди, малыш…

– Эд!

– Женщина, мы разговариваем с мальчиком!

– О, Эд!..