Порою нестерпимо хочется

А Бену того и надо -- фыркает и принимается еще пуще скидывать комки на Аарона. Аарон орет все громче и громче. И вдруг -- трудно даже себе представить -- какой-то скрежет, пыхтенье, и -- бах! -- Аарон выскакивает на поверхность! Чистых пятнадцать футов -- ни веревки, ни лестницы, -- вылетел как из пушки. Он и сам потом не мог объяснить, как это ему удалось. Папа и Бен подхватили его на плечи и с криками "ура!" принялись таскать до дома и обратно. Но знаешь, что мы увидели, когда вернулись обратно? На дне ямы лежал этот слепой мерин, естественно уже дохлый.

Когда я кончил рассказывать маленькому Ли эту историю о мерине, я думал, он рассмеется, или назовет меня обманщиком, или что-нибудь такое. Но он словно и не слышал. И еще я думал, когда доставал его, что он напуган до полусмерти, но и тут он меня озадачил. Вид у него был совершенно не испуганный. Он был спокоен и расслаблен -- даже вроде умиротворен... А когда я спросил его, как он, он сказал -- прекрасно. Я спросил, не страшно ли ему было там, внизу, и он ответил, что сначала было немножко страшно, а потом нет. Я спросил его: "Как это вышло?" Я сказал: "Лично я трясся все время, пока лез вниз и обратно". А он помолчал и промолвил: "Помнишь канарейку, которая у меня была? Я все время боялся, что кто-нибудь оставит открытым окно, она простудится и умрет. А потом она умерла, и я перестал бояться". И произносит он это прямо так, как будто счастлив. И теперь, когда я спрашиваю его, не испугался ли он этих панков, которые измывались над ним на берегу, он ведет себя точно так же беспечно, словно пьяный. Я говорю: "Неужели эти чертовы сосунки не понимали, что волны могут накатить на тебя машину?"

-- Не знаю. Может, понимали. Их это не слишком беспокоило.

-- Ну а тебя? -- спрашиваю я.

-- Не так сильно, как тебя, -- говорит он, ухмыляясь и стуча зубами от холода, пока я веду машину к дому Джо; похоже, он чем-то очень доволен. Но, несмотря на весь его улыбающийся и довольный вид, я не могу отделаться от навязчивого ощущения, что он отправился к океану по той же причине, по которой мальчишкой пошел через дюны, и что я ко всему этому, как и тогда, имею какое-то отношение. Может, это пререкание, которое у нас вышло вчера после охоты, может, еще что-то. Одному Богу известно.

Помаленьку я ему рассказываю, что сегодня приключилось, как вернулся Ивенрайт с копией документов и как народ просек, где зарыта собака.

-- Кстати, может быть, поэтому эти панки и устроили тебе вивисекцию.

-- Тогда понятно, почему они так переменились ко мне, -- добавляет он. -- Они подвозили меня днем на машине, и не то чтобы были чересчур любезны, но по крайней мере никто из них не пытался меня утопить. Наверное, узнали новости в пивбаре. Может, они для того и вернулись на пляж, чтобы отыскать меня.

Я отвечаю ему, что вполне возможно.

- В настоящее время нас не слишком-то любят. Я ничуть не удивлюсь, если на главной улице нас начнут бомбардировать цветочными горшками из общих соображений, -- замечаю я почти всерьез.

-- И именно туда-то мы и направляемся.

-- Точно. И как можно быстрее. Как только ты переоденешься.

-- А могу я узнать -- зачем?

-- Зачем? А затем, что провалиться мне на этом месте, если я буду спрашивать разрешения у банды черномазых, чтобы приехать в город, как бы они там на меня ни злились... Чтобы они еще распоряжались, могу я выпить в баре в субботу вечером или нет!

-- Даже если ты и не собирался туда ехать в эту субботу?

-- Ага, -- отвечаю я, и по тому, каким тоном он задает этот вопрос, я понимаю, что он способен осознать мои движущие мотивы не больше, чем я причины, заставляющие его безропотно купаться в холодном океане, -абсолютно верно.

-- Смешно, -- говорит он. -- И поэтому тебе позвонил Джо Бен? Потому что он знал, что ты не захочешь упустить случая приехать в город и воспользоваться всеобщей враждебностью?

-- Точно, -- начиная слегка накаляться, отвечаю я. -- Для меня нет ничего приятнее, чем войти в комнату и знать, что присутствующие с огромным удовольствием пристрелили бы меня на месте. Я люблю пользоваться преимуществами -- ты не ошибся, -- сообщаю я ему, чувствуя, что он все равно это не поймет.

-- Ну что ж, я прекрасно это понимаю; напоминает сумасшедшего, спускающегося с Ниагары в кофейной банке, потому что этот способ отправиться на тот свет, на его взгляд, ничуть не хуже любого другого.

-- Верно, -- отвечаю я; он абсолютно ничего не понимает, -- это нечто гораздо большее, потому что это -- способ остаться в живых...

И пока они, шагая в ногу, спешат через дюны к городу -- Хэнк впереди, Ли чуть позади (и безмолвная зарница нежно полыхает перед ними), -- начинают падать первые капли дождя, словно тысяча глаз открывается на белой маске песка, и осока колышется в такт неслышной мелодии.,.