Порою нестерпимо хочется

-- И о последствиях? О том, что было вчера?

-- Я уже сказал тебе, что у меня никого не было.

И теперь видит, как лицо Бони вспыхивает светом нового понимания. И когда Бони начинает подвигаться к кровати, Хэнк невольно еще глубже забивается за занавеску. Бони снова садится, раскуривает свою большую трубку и приступает полным сочувствия голосом. Он говорит быстро и уверенно, без малейшего намека на обычный кашель.

Сквозь ярусы синего дыма Хэнк, выйдя из-за занавески, наблюдает финальную сцену драмы -- словно зритель, успевший лишь к последнему действию, незаметно присевший на крайний ряд темного балкона и слышащий лишь бессвязные реплики. Он смотрит на две расплывающиеся фигуры и не пытается сфокусировать взгляд. Не вслушиваясь, он знает их реплики наизусть; не глядя, он знает каждое их действие. Эпизодический персонаж, его роль почти закончена, и он ждет конца, чуть ли не скучая, чуть ли не засыпая под звуки знакомых реплик, пока одна из них, многократно повторенная, не подсказывает ему, что дело идет к концу.

-- Хэнк сделал это, потому что не хотел... подвергать еще кого-нибудь риску.

-- Не думаю... -- Уныло стихая под гаснущими огнями софитов.

-- Он сделал это, потому что... не хотел подвергать еще кого-нибудь риску.

-- Сомневаюсь, Генри.

Занавес закрывается, а эхо все еще звучит: "Иначе он бы этого не сделал -- он просто не хотел подвергать кого-нибудь риску во имя..."

-- Нет, старик, просто, кроме него, больше никого не осталось... -- Он сделал это из-за того... -- Нет, из-за того, что его все бросили, и он понял, что не может валить лес в одиночку... -- Он сделал это из-за того, что... -- он наконец понял, что к чему... -- из-за того, что... -- он наконец понял, что это бессмысленно. Из-за того, что все проржавело и все прогнило. Из-за того, что нет другой силы, кроме той, что дают тебе люди. Из-за того, что слаб. Из-за того, что нет сил, совсем нет сил. Из-за того, что все тщета и томление духа. Из-за того, что барабан лебедки окончательно сломался. Из-за кровавых ран от срывающихся тросов. Из-за фронтита и вросших ногтей. Из-за дождя. Из-за того, что так долго, так невыносимо долго...

-- Генри, Хэнк не дурак... он понимает.

Из-за того, что сила -- это ничто, это всего лишь симуляция.

-- Он умный мальчик, Генри, он понимает, что к чему... в этом мире нельзя одному, и всегда было нельзя... ни один смертный не может долго вынести...

Потому что иногда единственный способ что-то сохранить -- это сдаться. Потому что иногда во имя победы надо стать слабым...

-- О-хо-хо, -- бодро замечает Бони, глядя на свои большие карманные часы, -- уже поздно. -- Он снова поднимается со стула и, слегка покашливая, застегивает оставшиеся пуговицы. Потом, словно тряпку, он поднимает с одеяла руку Генри и пожимает ее. -- Пора домой, Генри. При такой погоде нелегкий путь для нас, стариков, -- замечает Бони и роняет руку, покачивая головой. -- Очень сожалею, что мне пришлось быть вестником печальных новостей о Джо Бене, Генри. Я знаю, как вы все его любили. Я бы скорее предпочел, чтобы мне язык отрезали, чем сообщать тебе об этом. Ну вот... Что тебе принести в следующий раз? Субботние "Ивнинг Пост"? У меня куча старых экземпляров. Так. Дай-ка я поставлю этот телевизор на полку, чтобы он был прямо перед тобой. А то ведь так можно и зрение испортить, а? -- Он включает телевизор и, не дожидаясь, когда тот нагреется, направляется к двери. Там он еще раз оборачивается и задирает пальцем кончик носа. Бони начисто забыл обо мне. Они оба забыли.

-- Выше нос, старина, -- говорит он Генри. -- Мы еще пожуем, а некоторым уже ничего не светит. О'кей, и смотри не замучай сестричку. Пока...

И с важным видом Бони покидает палату. Я выхожу из своего укрытия в ногах кровати и начинаю что-то говорить, но, судя по виду Генри, можно заключить, что толку от этого не будет.

-- Папа, -- говорю я, -- понимаешь, то, что случилось...