Порою нестерпимо хочется

-- Наша преждевременная весна недолго длилась, -- замечаю я.

-- Так всегда и бывает. Где ты был? Мы волновались.

-- В городе в гостинице.

Она заводит мотор и направляет лодку в течение. Я благодарен ей за то, что она не спрашивает, что побудило меня провести три дня в одиночестве.

-- Как Хэнк? Все еще не в себе? Поэтому ты и работаешь сегодня перевозчиком?

-- Нет, он ничего. Сидит внизу, смотрит футбол, так что уж не настолько он и плох. Просто, по-моему, ему не хотелось вылезать под дождь. А мне все равно.

-- Я рад, что ты все-таки вылезла. Никогда не умел хорошо плавать. -- Я замечаю, как она вздрагивает, и пытаюсь сгладить неловкость: -- Особенно в такую погоду. Как ты думаешь, будет наводнение?

Вив не отвечает. Достигнув середины реки, она слегка меняет курс, чтобы поймать течение, и вся отдается проблемам навигации. Помолчав с минуту, я говорю, что был у отца.

-- Как он? Мне не удалось выбраться... повидать его.

-- Не слишком хорошо. Бредит. Доктор считает, что все дело времени.

-- Да. Жалко. -- Да.

Мы снова погружаемся в маневрирование лодкой. Вив борется с мокрыми волосами, пытаясь запихать их под капюшон.

-- Я удивилась, увидев тебя, -- замечает она. -- Я думала, ты уехал. Назад, на Восток.

-- Я собираюсь. Скоро начало семестра... Хочу попытаться.

Она кивает, не отрывая глаз от воды.

-- Хорошая мысль. Тебе надо кончить школу. -- Да...

И снова плывем в тишине... а сердца разрываются от мольбы и рыданий: да остановитесь же наконец и скажите что-нибудь друг другу!

-- Да... Жду не дождусь, когда смогу показать в кофеюшнях свои мозолистые руки. У меня есть друзья, которые с интересом узнают, что это такое.

-- Что именно?

-- Мозоли.

-- А! -- Она улыбается.

Я продолжаю будничным тоном:

-- Да и путешествие в автобусе через всю страну в разгар зимы тоже обещает незабываемые впечатления. Я предвижу ураганы, метели, а может, и снеговые заносы ужасающих размеров. Отчетливо это себе представляю: глохнет мотор автобуса, драгоценное топливо расходуется на обогрев; пожилая леди делит на всех свои печенья и бутерброды с тунцом; глава бойскаутов поддерживает моральный дух, исполняя лагерные песни. Это будет еще та поездочка, Вив...

-- Ли... -- произносит она, ни на секунду не отрываясь от серой круговерти воды перед носом лодки, -- я не могу поехать с тобой.

-- Почему? -- не удержавшись, спрашиваю я. -- Почему ты не можешь?

-- Просто не могу, Ли. Больше тут нечего сказать. И мы плывем дальше, поскольку, кроме уже

сказанного, больше сказать нечего.

Мы причаливаем к мосткам, и я помогаю ей привязать лодку и укрыть мотор. Бок о бок мы поднимаемся по скользкому склону, пересекаем двор и подходим к дверям. Перед тем как она открывает дверь, я прикасаюсь к ее руке, собираясь сказать что-то еще, но она поворачивается и, не дожидаясь слов, отрицательно качает головой.

Вздохнув, я отказываюсь от речи, но продолжаю держать ее за руку.

-- Вив!..

Это -- конец, мне нужен лишь последний прощальный взгляд. Я хотел сохранить этот финальный взгляд, который по традиции дается в награду двум соприкоснувшимся душам, который заслуженно получают двое, осмелившихся бесстрашно соразделить то редкое и полное надежды мгновение, которое мы называем любовью... Я прикасаюсь пальцем к ее опущенному подбородку и поднимаю ее лицо, твердо решив получить хоть этот последний взгляд.

-- Вив, я...

Но в ее глазах нет надежды, лишь осторожность и страх. И за смежающимися веками я различаю еще кое-что -- какую-то темную и тяжелую тень, но я не успеваю ее рассмотреть.

-- Пойдем, -- шепчет она и распахивает дверь.

(Я все думал, что мне сказать Ли, когда они войдут. Я был рад его отъезду, тому, что все кончено и нам не надо ни о чем разговаривать; я не думал, что он вернется; я вообще не хотел о нем думать. Но вот ни с того ни с сего он был здесь, и надо было что-то говорить, а я даже не имел ни малейшего представления что.

Я продолжаю смотреть телевизор. Дверь открывается, и он входит вслед за Вив. Я все еще сижу в кресле. Он подходит ко мне, но в этот момент на поле снова появляются команды, и на некоторое время моя проблема отодвигается: может, и надо что-то говорить, но это не настолько важно, как праздничная встреча по футболу между Миссури и Оклахомой, играющими со счетом 0:0 к началу второго тайма...)

Мы застаем Хэнка в гостиной, сидящим перед телевизором. Транслируют встречу по футболу. Шея у него обмотана шарфом, рядом с креслом стоит стакан со зловещей жидкостью, из угла рта торчит огромный термометр для животных, -- у Хэнка настолько классический вид инвалида, что меня это даже забавляет, хотя и вызывает чувство стыда за него.

-- Как дела, Малыш? -- Он наблюдает за мельтешением, предшествующим введению мяча в игру.

-- Неожиданно удачно для организма, не привыкшего к подводному существованию.

-- Как дела в городе?

-- Ужасно. Я заходил к отцу. -- Да?

-- Он вроде как в коме. Доктор Лейтон считает, что он умирает.

-- Да. Вив говорила с ним вчера по телефону, и он сказал ей то же самое. Хотя не знаю, не знаю.

-- Похоже, добрый доктор абсолютно уверен в своих диагностических способностях.