Порок

Он въехал во двор своего дома, но домой не хотелось. Может, заехать к матери? Лучше наведаюсь к ней завтра. Может, заехать к Вовчику домой? Он, наверно, занят семьей, отвлекать его без особой нужды не хотелось.

Евгений решил немного прокатиться по городу – как в былые годы, когда он впервые сел за руль. Так он убил час времени. Проезжая мимо психбольницы, остановился, вышел из автомобиля, немного погулял по заснеженным дорожкам лечебницы, замерз и решил вновь проведать Воинова, второй раз за сутки.

Уже сидя в палате, шмыгая и вытирая нос, он произнес:

– Приехал попить чаю.

Воинов за время отсутствия Евгения успел разжиться несколькими кружками из фарфора. Евгений не стал интересоваться, откуда у него столовый скарб. Налив горячего чая, Воинов поднес кружку следователю, проронив:

– Осторожно, горячо!

– Спасибо, – ответил Евгений, но ставить чашку на стол и не думал. – У меня замерзли руки, гулял без перчаток.

Евгений сидел на деревянной табуретке, она тоже была новым элементом интерьера пристанища Воинова.

Воинов принял полулежащее положение, откинувшись на спинку кровати и свесив ногу.

– Ты сегодня не очень бодр, – начал Евгений, разглядев заторможенность в действиях Воинова.

– Я стал проходить курс лечения, – зевая, ответил Воинов.

– Ты спрашивал о теще?

Воинов кивнул.

– Да, я хотел ее и грезил ею, она возбуждала меня, несмотря на несвежесть ее тела, – Евгений проглотил слюну. – Ты хотел это услышать?

Воинов кивнул.

– Я часто закрывался вечером в ванне перед сном. Да, занимался мастурбацией, представлял ее, как я бываю с ней, меня возбуждала несуразность…

– Нет! Нет, не это.

– Что же тебя интересует? – с сарказмом выговорил Евгений.

– Все человечество занимается самоудовлетворением, половина из них вожделеет матерей своих жен…

– Я не понимаю.

– Евгений Андреевич, можно ли соотнести вашу тягу к любимой теще как совокупность ваших вожделений к женщинам старше вас?

– Да… – пробормотал Евгений.

– Типичный Эдипов комплекс[6], который открыл Зигмунд Фрейд. Правда, к основоположнику психоанализа у меня множество вопросов. Как и к его последователю и в дальнейшем оппоненту Карлу Юнгу, который если не отрицал явления Эдипова комплекса, то, во всяком случае, возражал Фрейду, что объектом может быть не родитель, а замещающий персонаж.

Евгений испытывал неудобство, – обсуждение потаенной жизни, о которой он никому не рассказывал до сих пор, все же привносило в него некоторую нервозность, выливавшуюся в робость при разговоре. Да, как сыщик он не терял надежды разглядеть ту невидимую нить, связывающую всех предполагаемых участников преступления; мечтал предать забвению Татьяну, но сегодня главную роль в его откровениях сыграла «любимая» теща, теперь Евгений пытался унизить ее в глазах хоть одного мужчины – Воинова.

Валентина Николаевна стала второй женщиной после Татьяны, которую Евгений решил наказать с помощью собственных признаний. Хочешь унизить женщину, расскажи другому мужчине интимные подробности общения, неважно – спал ты с ней или нет. Что может быть хуже, если твой единственный слушатель – убийца, душевнобольной, аморальный изгой общества. Вопрос собственной морали Евгения интересовал мало.

Души оппонентов при каждой встрече обнажались все больше, но то, что они обсуждали больше жизнь Евгения, не могло не волновать его. С другой стороны, и он неплохо изучил жизнь Воинова, чего стоит одна только прошитая нитками громоздкая стопка бумаг под названием «История болезни».

Но откуда он мог знать о его фантазиях насчет тещи? И как смог достичь познаний, просидев в психушке полжизни? Знаток женских душ! Эта особенность Воинова пугала и притягивала Евгения, найти родственную душу в лице убийцы с психическими отклонениями явно не входило в планы Евгения, – если не человека, то следователя точно.

– Утром, когда вы могли созерцать свою тещу в компании жены, у вас возникало чувство отвращения при виде ее бледного лица. Как результат, вы гнали свои вчерашние фантазии?

Евгений медленно кивнул, по реакции было видно, что он осторожничает.

– Лицо матери было еще красиво той блеклой красотой, которая вот-вот исчезнет под сетью багровых прожилок, – Воинов говорил с еле заметной усмешкой.

– Еще раз убеждаюсь, что в тебе умер поэт, – Евгений немного оживился.

– Это сказал Фицджеральд![7]

– Кто?

– Американский писатель середины двадцатого века.

– Его точно не читал, – хотел закрыть литературную тему Евгений.

– Для человека, родившегося в стране, давшей миру таких великих писателей как Достоевский, Толстой и Пушкин, Фицджеральд может показаться бледной тенью на их фоне, но поверьте – в описании чувств и античувств, то есть неприязни между людьми, этому англоязычному писателю равных нет.

Евгений немного сник, его отягощали отвлеченные размышления, тем более читать он не любил. Но следующая фраза Воинова вернула его в разговор:

– Багровые прожилки! Именно они возбудили в вас отвращение при виде тещи! – воскликнул Воинов. – Да, как был прав классик, когда указал именно их как признак тления. Не правда ли?

Евгений кивнул, говорить он не хотел.