В кружке был самый настоящий чифирь, напиток зеков. Крепости пойла, которое поглощал Станиславский, мог позавидовать самый отъявленный рецидивист – в кружке объемом в четверть литра девяносто процентов занимала душистая заварка черного чая. Правда, он пил напиток, процедив через ситечко, но все же не каждый здоровый человек мог бы выдержать ежедневные дозы такого крепкого отрезвляющего питья. А он в течение 25 лет проделывал это каждое утро. Смакование чифиря было его тайной и неким ритуалом. Он пил его только утром и в комнате отдыха. В эти моменты он в полной мере ощущал романтику собственного одиночества.
Да, он действительно был одинок, ни разу не состоял в официальных браках, о неофициальных история умалчивала. Не сказать, что одиночество не тяготило его, временами он впадал в хорошо скрываемую депрессию. Но быстро выходил из штопора, погружаясь в работу с утренней кружкой любимого напитка. Сегодня настроение у него было немного тревожным, Станиславский предполагал, о ком заведет речь утренний посетитель. И был во всеоружии, он успел глазами пробежать по истории болезни Воинова, которую и так знал наизусть, пока не постучали в дверь комнаты отдыха.
– Секунду, я сейчас выйду! – он закрыл историю болезни пациента Воинова и изначально настроился на критический разговор с посетителем, который уже ждал Станиславского в его же кабинете. Это немного и вывело врача-психоневролога из равновесия: «Ничего себе, бесцеремонный тип, зашел в кабинет без приглашения, вот уж точно – мусор[5]
».Накинув на себя белый накрахмаленный халат, он вышел в кабинет. Перед ним стоял мужчина средних лет в черной кожаной куртке, в синих джинсах и в белых кроссовках. В руке он крутил ключи от автомобиля.
– Извините, я стучал несколько раз, но никто не откликался, – выговорил молодой человек. – Мне санитарка подсказала, что вы можете быть в комнате отдыха.
– Я вообще-то всегда закрываю кабинет, видно, сегодня забыл, – сухо ответил Станиславский.
Ему, как человеку властному – а психиатрическая больница не место для слабовольных, помимо сотни человек персонала, главный врач ответственен и за сотни пациентов – не мог не понравиться оправдательный тон посетителя. И он вежливо пригласил его сесть на стул. Сам доктор присел во вращающееся кресло за рабочим столом, которое сильно возвышалось, да так, что Станиславский упирался о край столешницы коленями. И Евгений, имеющий примерно одинаковый рост с собеседником, даже приосаниваясь, все равно оказывался ниже на полголовы. Во время разговора он ловил внутренние порывы встать, ведь смотреть исподлобья снизу вверх было непривычно. Да и стул, на котором он сидел, оказался слишком низким, приходилось скрещивать ноги.
– Чем могу быть полезен? – сходу начал Станиславский.
– У меня чисто профессиональный вопрос, вы уже поняли, о ком пойдет речь, да и Александр Федорович предупредил вас…
– Нет, не знаю, о ком пойдет речь, Александр Федорович просто сказал, что придет его сотрудник, которому необходима консультация, – Станиславский держался весьма уверенно. – Но для начала мне хотелось бы услышать ваше имя и должность. Этого требует этикет. Меня, к примеру, зовут Марком Ефимовичем Станиславским, я главный врач вот этого заведения, – он важным взором оглянул кабинет.
– Да, конечно, простите, что не представился…
– Ничего, – Марк Ефимович улыбнулся.
– Евгений Андреевич Романов, начальник отдела по раскрытию убийств республиканского Следственного комитета, также в моей компетенции расследования и в отношении организованной преступности, – Евгений протянул удостоверение личности.
Но Станиславский, не вчитываясь в удостоверение, небрежно отмахнулся:
– Верю! Чем могу быть полезен?
– Меня интересует Воинов. Вы уже в курсе, что он скоро опять поступит в ваше заведение, – Евгений, словно дразня, демонстративно дернул подбородком.
Станиславский проглотил выпад Евгения, ни одна из черт его угловатого лица не дрогнула.
– Слышал, что его возвращают сюда и знаю о его подвигах, – Станиславский откинулся на кресло и призадумался, но к разговору вернулся быстро. – Хотите знать мое мнение?
– Хотелось бы! – Евгений немного расслабился.
– Зная его как пациента уже более двадцати лет, могу предположить, что он не истинный убийца.
– Хотите сказать, что под следствием находится невиновный человек? – раздраженно выпалил Евгений.
Станиславский ответил не сразу, он, как человек науки, брал паузы на обдумывание ответов, посторонний человек мог ошибочно принять заторможенность главного врача за растерянность. Но Евгений не обольщался, он сразу понял – светило науки далеко не из простых и не из пугливых.
– Видите ли, я не утверждаю, что он не убивал, просто мои знания и многолетние наблюдения за Александром дают мне право говорить – он не убийца, эта какая-то нелепая ошибка…