Пороки

Нежные цветки с желтыми тычинками распространяли вокруг меня умиротворяющий аромат. Синие, как след укуса, что она оставила на мне в тот день. Бархатные, как ее молочная свежая кожа. Да, она действительно права. Теперь фиалки станут напоминать мне о Сатире.

На второй этаж я поднялась очень тихо, стараясь расслышать шорохи наверху. Но там никого не было, что мне и было нужно. Пройдя через комнатку, с пола до потолка заваленную книгами, я оказалась в спальне, где мы с Тодом искали леску. Кто-то уже позаботился о том, чтобы следов нашего шумного вмешательства здесь не осталось. Всё было разложено по местам, убрано на полки. На маленьком прикроватном столике я увидела чайную чашку, в которую была посажена фиалка.

Выдвинув один из ящичков стола с большим зеркалом, я взяла первую попавшуюся книгу. Она, как и все остальные, лежащие здесь, была очень маленького карманного формата. Я вложила в нее бархатные синие цветочки, данные мне Сатирой, и засунула книжку в задний карман джинсов.

В Песочной Комнате было оживленно. Несмотря на то, что всё ещё было позднее утро, сюда пришли местные парочки городских сумасшедших. Их присутствие было бы гораздо более гармонично в сумраке вечера, нежели при свете яркого снежного дня. Четверо из них стояли у окна, заклеивая холодные лучи солнца клочками мятой ярко-зеленой бумаги. Им помогала Сатира, зубами отрывая кусочки прозрачного скотча от увесистого мотка. Ещё двое, парень и девушка, сидели на полу. Она была явно старше его, зато настолько же красива. В одинаковых черных майках с высоким горлом и плотных белых брюках они смахивали больше на брата и сестру, чем на влюбленную пару.

Юлий сидел в стороне от всех, глядя на Сатиру без всяких эмоций на лице. Он будто бы старался узнать в этой теплой, смеющейся девушке в простом платье ту, которую он привык видеть возле себя.

А Сатира вовсе не замечала его взгляда на себе. Она вертелась вокруг окна, смеялась, когда скотч прилипал к её губам, и нотки её смеха наполняли комнату необыкновенной цветочной легкостью, словно и не было никакого снега за окном, словно я не вошла в комнату в тёплой осенней куртке. Словно в Доме, Где Никогда Не Запирается Дверь, и правда было настоящее волнующее лето.

– А где Тод? – Своим вопросом я нарушила гармонию тихого жужжания разговоров, шелеста бумаги и мирного дыхания поцелуев чёрно-белой пары.

– Он уже на улице. Наверняка скатывает первого снеговика, пока мы здесь умираем от духоты, – ответил мне Серый Кардинал, не отрывая взгляда от милого силуэта Сатиры: – Кое-кто капризничает и не любит снег…

– Лето, это же лето, откуда может быть снег? – Указала Сатира на одно из окон, которое они закончили заклеивать вместе с незнакомыми мне влюбленными: – Смотри, Любимый, это же лето. – Она вдруг на минуту стала сосредоточенно-серьезной, тень легкого холодка пробежала по её лицу: – Или ты не видишь?..

Юлий разлегся на полу, закинув руки за голову, и закрыл глаза:

– Я не хочу ничего видеть. Я хочу на улицу, хочу в снег. Мне нужен его озоновый серебристый запах, я задыхаюсь.

– Но это невозможно, Удивительный, ведь сейчас лето, – она была очаровательна в своем помешательстве, но, очевидно, Юлий и этого не хотел замечать:

– Ты хочешь, чтобы я задохнулся, так да?

– Разве ты не чувствуешь этого? – Сатира глубоко вдохнула воздух с таким наслаждением, что я невольно сделала то же самое: – В воздухе лишь пыльца с крыльев бабочек и свежесть проснувшейся утром травы…

– Бабочки – вестники смерти, – оборвал ее мелодичные слова Серый Кардинал: – А твое платье пахнет нафталином и пылью.

Зеленый свет от заклеенного окна, отражаясь на лице Сатиры, скрыл ото всех присутствующих её эмоции. Маленький сквозняк пролетел по комнате в воцарившемся молчании, и моток скотча выпал из рук девушки. Однако, когда она присела, чтобы подобрать его, тепло и одурманивающее спокойствие снова окружили нас.

– Давайте заклеим ещё одно окно? – Блондинка по-детски требующим жестом указала на старые рамы. – Любимый, я хочу в эту комнату шторы нежно-желтого цвета.

– Давайте пойдем наружу, – Юлий поднялся, поправляя воротник рубашки. – Мой друг собирался придти, мне бы не хотелось, чтобы он видел вашу клоунаду.

– Ты не говорил, что кто-то должен придти, – осудила его Сатира придирчивым тоном: – Чем плох зелёный цвет?

– Мы идем наружу, Сатира, – он отчетливо проговаривал каждое слово. – Мы все.

Послушные сумасшедшие положили на пол ножницы, скрепки, клей, рваные листы зеленой бумаги и прошли мимо меня по направлению к входной двери. Черно-белая парочка также поднялась с пола – вальсирующими шагами они прокружились по комнате и выскользнули в дверной проем.

Серый Кардинал, наблюдая за этим зрелищем, лишь покачал головой:

– Дурдом. – И покинул Песочную Комнату вслед за остальными.

Я смотрела в глаза Сатиры. Уставшие, больные, но такие тёплые. Она взволнованно дышала, с улыбкой глядя на меня. Словно ждала какого-то великолепного сюрприза, необыкновенного чуда. И она точно знала, что ощущение ожидания может быть намного приятнее, чем само ожидаемое.