Пороки

– Фред, чувства у тебя есть? Ты был человеком когда-нибудь?! Не родился же на свет жестоким, холодным? Ты неужели не можешь понять: я не могу отпустить ее! Она – часть меня, лучшая часть!

Фред даже не сопротивлялся явному желанию Юлия задушить его. Чуть хрипловатым голосом он процедил:

– Твоя лучшая часть… Она осталась очень далеко. В твоей прошлой жизни, и звали её вовсе не Сатирой.

Порывисто дышащий Серый Кардинал ударил Фреда головой о стену, но тот лишь рассмеялся:

– Попробуй, давай, скажи, что это не так. Солги мне.

Я заметила, что хватка Юлия ослабла, его подбородок дрожал. Фред отодвинул от себя удушающие ладони без всяких усилий, поправил воротник рубашки, вылезший из-под куртки.

Поникший Юлий сделал шаг назад.

– А на счет того, каким я родился, – Фред заговорил устало, словно короткая склока отняла у него много сил. – Не тебе судить об этом. Ты близко не знал даже тех людей, которых бросил. Не будь высокомерен.

– Убирайся. – Серый Кардинал грубо и неловко толкнул его в плечо.

– Вижу, у тебя сегодня необузданное желание подраться, – незнакомец ухмыльнулся: – Я уйду, только это мало что изменит. И ещё, кстати, – Фред вдруг повернулся лицом в мою сторону: – Ты, быть может, всё же познакомишь меня с этой мышью, что подслушивает за углом?

Я поняла – пытаться скрыться бесполезно. Сделав несколько показательно-уверенных шагов, я оказалась рядом с двумя темными силуэтами.

– Это Кнопка, – без всякого выражения произнес Юлий.

– Здравствуйте, милая девушка.

Лишь теперь я могла рассмотреть лицо Фреда. Он не был привлекательным. Красивым – да, но – отталкивающим. Правильные острые черты лица, белая кожа с бежевым, а не розовым оттенком. Карие, очень насыщенного цвета глаза, окруженные такого же цвета ресницами. Тонкие губы, изогнутые в вечной усмешке.

Когда он наблюдал за тем, какое впечатление производит на меня его внешний облик, усмешка на его лице начала расплываться, уголки рта приподнялись. Усмешка превратилась в оскал. Пугающую гримасу дополняли глаза – холодные, несмотря на теплый древесный цвет.

– Что же, вижу, вы не лишены здравого смысла, – Фред предупреждающе поднял вверх указательный палец, когда я собиралась его перебить: – Не стоит, прошу вас, не отвечайте мне. Я всё равно уже ухожу, мне здесь не рады. Я хочу лишь дать вам хороший совет, – он уже без всякого смеха взглянул мне в глаза: – Знаешь, мышь, ты бы бежала отсюда как можно дальше. А то, в один прекрасный день, когда пружинка с сыром соскочит с петельки, тебя прищемит так, что мало не покажется. Всего доброго. – Прощаясь, он склонил голову и, развернувшись, побрел в направлении городского парка, не оборачиваясь.

У меня мурашки пробежали по коже. Он напоминал дикаря. Но не тупого и грязного, а ловкого, кровожадного. Классический образ маньяка в моем представлении. Вовсе не тихоня-ботаник, а твердый, дерзкий убийца, готовый в секунду незаметно для окружающих полоснуть хирургическим лезвием, прерывая жизнь очередной жертвы.

Юлия тоже трясло, но совсем не от страха. В его глазах желание придушить этого уходящего маньяка мерцало холодными, мёртвыми звёздами. Я потянула его за рукав френча:

– А кто он?

– Он – самый невыносимый подонок из всех, кого я когда-либо знал, – Юлий опустил взгляд. – Это Фред.

Мне вспомнилось о том, что он говорил Сатире сегодня утром. Что ждет друга, который должен к нему придти. Что он не хочет, чтобы пришедший друг видел, как Сатира сходит с ума.

– Это его прихода ты ждал? – Я продолжала тянуть к себе его руку, пока Юлий не обнял меня небрежно за плечи. – Это о нём ты говорил, да?

– Ты слышишь вокруг себя слишком многое, – Серый Кардинал тихонько повел меня к ограде городского парка, возле которого росла раскидистая старая обветренная ель. – Тебе иногда всё же стоит пользоваться советами, которые тебе дают.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – Мне уже стало совсем неинтересно: – Или этого хочет Сатира?

Горький смех Юлия заставил меня пожалеть о своём вопросе:

– Сатира… Бедная девочка, она совсем не понимает, что делает лишь хуже. Она имитирует крайнюю степень сумасшествия. И делает это мастерски, посмотри, – он махнул рукой куда-то в сторону, но я и не подумала следить взглядом за его жестом: – Посмотри на них, Кнопка, все они верят ей. И я поверил бы, если бы всё это не начало меня удушать. Они подыгрывают, смеются, считают себя такими же остроумными и неординарными, как и она. Хотя, по сути своей, они всего лишь жалкие малодушные марионетки, таких тысячи, миллионы.

Его рассуждения плыли мимо меня, я с трудом пыталась вникнуть в суть сказанного Юлием. Но так было с ним всегда. Он начинал говорить, и всё переплеталось в его словах, всё было запутанно, мутно, обволакивающе.

– Как я могу помочь тебе? – К горлу подступило чувство самодовольства, высокой снисходительной жалости.

– Ты не можешь, Кнопка, – он снова рассмеялся, но уже более тепло и просто. – В этом вся ирония твоего положения. Ты хочешь мне помочь, но ты не знаешь, от кого и зачем нужно меня спасать. И нужно ли…

Его рука скользнула по моей шее, Юлий нежно приподнял мою голову: