Пороки и наваждения

Жертва Morbus geographicus^[38] жалуется на скопление не связанных друг с другом симптомов: отеки конечностей, спазмы кишечника, воспаление легких. Озадаченные врачи направляют его к специалистам в другие города. Когда больной добирается до места, симптомы то усиливаются, то слабеют. О недуге знают немногие доктора, поэтому диагноз пациенту не могут поставить годами. В конце концов какой-нибудь уникальный специалист, обучавшийся не только медицине, но и картографии, удосуживается просмотреть отчеты, составленные его предшественниками, и находит взаимосвязь между каждым симптомом и городом, где его зафиксировали. Он обращается к морским и сухопутным картам, компасам и весам и после тщательной триангуляции прописывает пациенту края, которые принесут облегчение.

Morbus geographicus отводит больным территорию, на которой они могут жить спокойно и благополучно. Стоит выехать за ее пределы, симптомы возвращаются. Местонахождение таких территорий предсказать невозможно. Крестьянину приходится перебираться на пустынные солончаки, литератору — в неграмотную деревню, члену совета — на гору, где в его подчинении окажутся разве что дикие козы. Но загнанный туда болезнью пациент вынужден начинать жизнь заново.

Однако лишь переездом Morbus geographicus не излечить. Со временем возникают новые боли, пациенту приходится посещать соседние городки и в каждом из них описывать интенсивность каждого симптома. Эти данные он посылает врачу-картографу, который на их основе определяет, что предписанный больному регион по неизвестным причинам сместился. Чтобы унять новые болезни, пациент оставляет края, в которых уже пустил корни, и перебирается туда, куда велит Morbus geographicus. Больному приходится пересекать океаны и континенты, проезжать страны, языков которых он не знает и обычаев которых не понимает, чтобы в конце концов смириться с унылым жребием — осесть на новом месте, притворившись, будто стены нового дома защищают его от мира, тогда как на самом деле таящиеся в нем микробы болезни превращают любые стены на свете в бумагу. Пациент становится палимпсестом, жизнь его покрывают слои новых и новых декораций. А потом в один прекрасный день траектория поворачивает вспять и приводит его обратно в родные края, знаменуя конец и странствий, и его жизни.

VII

Смотри-ка, уже стемнело! Зрение у меня не то, что прежде, — мне трудно читать при слабом свете. По очевидным причинам свечи и лампы здесь под запретом.

Я очень рад, Максимо, что ты будешь работать у нас. Уверен, Библиотеке твои навыки пригодятся. Второго аптекаря у нас нет. Большинство наших сотрудников обладают лишь теоретическими познаниями в медицине, и это мешает им в полной мере понять Энциклопедию. Вдобавок ты и сам болен. Слава богу, недуг твой не смертелен, но наверняка порой тебе приходится тяжко. Это поможет соединить абстрактную природу твоих занятий с истиной человеческого страдания.

Идем сюда. Вскоре охрана запрет двери зала.

Я боюсь — и не стыжусь тебе в этом признаться, — я боюсь за будущее Библиотеки. Да, у Энциклопедии есть структура, но когда ты пройдешь по прочим залам Библиотеки, то найдешь в них больше хаоса, чем порядка. Книги и свитки, не включенные в каталоги, исчисляются десятками тысяч. Чтобы их разобрать, нам, библиотекарям, сперва нужно прочесть их, понять их содержание. Но их уже столько, что нам не справиться.

Энциклопедия не завершена, отнюдь, и все равно устаревает. Через несколько лет ученым понадобится новое издание. В Библиотеку съедутся гильдии врачей, подробно изучат трактаты, сваленные в коридорах, и решат, какие следует включить в новое издание. Сколько в нем будет томов? Пятьсот? Тысяча? Сколько шкур пойдет на его страницы? Боюсь, однажды отдельные нити будет уже не связать. Золотая нить расплетется. Стопки книг в коридорах заполнят Библиотеку, и не удастся расставить их по порядку. Энциклопедия утратит авторитет, и все наше познание разделится на обрывки. Величайшая опасность для Энциклопедии, Максимо, вовсе не безумец с огнивом, вот что я хочу тебе сказать.

Но довольно об этом. Сам не знаю, к чему я в первый же день забиваю тебе голову этими глупостями. Мы, библиотекари, не всегда такие зануды. Видел бы ты зал, где хранятся книги о ядах. У одной стены стоит бюст Сократа, навечно обреченный смотреть на эти книги. У нас тоже есть чувство юмора.

Тебе, наверное, уже приготовили комнату. Ужин накроют в столовой. Ты же знаешь, куда идти? Бог даст, мы с тобой увидимся завтра и снова поговорим.

Благодарности