Порождения света и тьмы. Джек-из-Тени. Князь Света.

Полюбуйтесь, однако, на уникальное, только что возникшее явление: Оргазмотрон Плежа-Комп — компьютерный оракул, который в состоянии ответить на безбрежный океан запросов, — и так и сделает, но только с удовольствием, пока пользователь сможет его должным образом стимулировать Многие ли из вас входили в программно обеспеченный будуар, чтобы поднять и уладить важнейшие вопросы, и обнаруживали, как быстро пролетает время? Совершенно верно. Кентавр навыворот, т. е. человек ниже пояса, секс-комп этот представляет лучшее из обоих миров в их слиянии За всем этим фоном кроется любовная история — о том, как входит в Комнату Вопросов мужчина, чтобы спросить у тамошней машины о своей возлюбленной в настоящем и будущем. Такое случается всюду, всегда, и не часто отыщешь еще что-либо столь же нежное. Подробнее об этом потом.

Глава делегаций

И вот появляется Гор, он видит на стене Бронзу, останавливается и молвит:

— Открывай эти проклятые ворота, или я вышибу их!

На это Врамин бросает через стену:

— Не я закрывал их, не мне их и отворять. Входи как знаешь или глотай пыль.

Гор вышибает тогда ворота, чему Мадрак слегка дивится, и поднимается по винтовой лестнице на самый верх самой высокой башни. Войдя в комнату, он не слишком-то дружелюбно оглядывает поэта и воина-жреца и спрашивает:

— Кто из вас не давал мне войти?

Оба шагают вперед.

— Два дурака! Знайте же, что я — бог. Гор, явившийся прямо из Дома Жизни!

— Извини, что нас это не очень-то впечатляет, бог Гор, — говорит Мадрак, — но и нам никто, кроме нас самих, не давал войти сюда.

— Как называть вас, мертвецы?

— Врамин, к твоим услугами — более или менее.

— …И я, Мадрак.

— А! Я немного наслышан о вашей парочке. Почему вы здесь и что это за падаль на столе?

— Мы здесь, ваше благородие, в основном потому, что больше нас нигде нет, — говорит Врамин, — а на столе, как ты видишь, два человека и жаба, и каждый из них, должен заметить, лучше тебя.

— Дешево достаются затруднения, — говорит Гор, — хотя расплатиться за них может оказаться и не по силам.

— Что, хотел бы я знать, привело столь скудно одетого бога мести в эту золотушную дыру? — спрашивает Врамин.

— Ну как же, конечно, месть. Не попадался ли в последнее время на глаза кому-либо из вас, бродяги, Принц Который Был Тысячью?

— Не кривя душой, скажу, что нет.

— И я.

— Я здесь, поскольку ищу его.

— Почему здесь?

— Один оракул счел, что это подходящее место. И хотя я не в восторге от перспективы сражаться с героями, — а я знаю, что вы таковы, — кажется мне, что должны вы принести извинения за то, как меня встретили.

— Ты рассуждаешь вполне по-божески, — признает Мадрак. — Знай, что были мы взбудоражены недавней битвой и что провели несколько часов в весьма раздосадованном расположении духа. Может, мы хлебнем доброго красного вина, дабы подтвердить наши чувства, — тем более, что, вне всякого сомнения, это единственная фляга подобного напитка во всем этом мире?

— Этого хватит, если оно не из плохих.

— Повремени тогда чуток.

Мадрак вытаскивает свою баклагу, делает из нее большой глоток, чтобы показать, что с нею дело чисто, без подвохов, и задумчиво оглядывает комнату.

— Подобающий сосуд, сэр, — говорит он и берет лежащий на столе перевернутый кубок. Протерев его чистой тряпицей, он наполняет его вином и протягивает богу.

— Благодарю тебя, воин-жрец. Я принимаю его с теми же чувствами, с которыми ты мне его предлагаешь. А что же это была за битва, которая до того вывела вас из равновесия, что вы позабыли даже о простой вежливости?

— Была это, Кареглазый Гор, битва при Блисе — между Стальным Генералом и одним типом, которого прозывают Вэйким-Скиталец.

— Стальной Генерал? Невозможно! Он мертв уже — много веков. Я лично сразил его.

— Многие успели сразить его. Но никто не победил его.

— Эта груда металлолома на столе? Неужели это и в самом деле Князь Восставших, который предстал однажды в битве предо мною как истинный бог?

— Еще не было тебя, Гор, на свете, а он уже был могуч, — говорит Врамин, — и когда позабудут люди Гора, по-прежнему не исчезнет Стальной Генерал. Неважно, на чьей стороне он сражается. Побеждает он или проигрывает — все равно, он — это сам дух восстания, который никогда не может умереть.

— Не нравятся мне эти разговоры, — говорит Гор. — Наверняка, если бы кто-то разобрал его на части и уничтожил их все до единой — а потом рассеял останки по всему космосу, — он перестал бы существовать.

— Было с ним и такое. И веками собирали последователи его по частям и в результате собрали заново. Этот тип, Вэйким, подобного которому мне никогда не доводилось видеть, — говорит Врамин, — заявил почти то же самое перед фугированной битвой, которая потрепала мир. Единственное, что удерживает их от опустошения — извини за невольную тавтологичность этой фразы, — и этого мира, Марачека, — это наложенный на них запрет выходить из временного шока.