Порождения войны

— Благодарные слушатели, значит. Ну, допустим, каким-то образом ваши стихи пробудят в них совесть. Духовное станет важнее материального — это у голодающих-то? Сомневаюсь. Личность… ну вот мы, разумеется, уничтожаем ее, а вы своими стихами как-то возрождаете. А дальше что? Мы от этого перестанем быть на войне?

— По вашему мнению, на войне хороши все средства?

— “На войне все средства, ведущие к цели, одинаково хороши и законны, и победителя вообще не судят ни любящие родную землю, ни современники, ни благоразумные потомки”, — Саша процитировала недавнюю фронтовую сводку.

— Эта позиция ведет к неисчислимым бедам.

— Возможно. Я ее разделяю лишь отчасти. Потому что сказали это не мы, а те, с кем мы воюем. Цитата из приказа по армии белого генерала Алмазова, если быть точной. А вы говорите — совесть…

— Но ведь надо же не забывать и про совесть, — тихо сказал задержанный.

— Знаете, время такое теперь…

Вспомнив про время, Саша глянула на часы и разозлилась на себя. На что она потратила рабочее утро! Она же следователь, а не проповедник.

На этом стуле нередко сидели люди, ведущие себя гораздо более осторожно. И все же она отправляла их на расстрел, потому что они были опасны. Этот — не был. Для самого себя разве что, но такое уже не в ведении ЧК.

— Вы же врач, — Саша посмотрела в документы, — в Мариинской больнице. Вот и работайте врачом. Спасайте жизни. А проповеди на площади… не ваше это призвание.

В кабинет без стука зашел матрос.

— Тебя к Бокию, срочно, товарищ Гинзбург. Этого, — кивнул матрос на задержанного, — в камеру?

— Да ну, какое там, — ответила Саша. — Этого выпроводить.

Хотела добавить “пинком”, но сдержалась. Матрос по привычке дернул было рукой, чтоб отдать честь, но под укоризненным Сашиным взглядом осекся.

— Не читайте стихов своих больше, — Саша вернула задержанному его документы. — Ни в ком они не пробудят совесть. Да и написаны отвратительно, если честно…

Под ненавидящими взглядами очереди просителей влетела к Бокию в кабинет.

— Глеб Иванович, случилось что?

Бокий стоял, отвернувшись к окну. Он сосредоточенно наблюдал, как ветер закручивает вихрями черные листья. Золотой осени в Петрограде не было, пыльное лето сразу перешло в черную гниль.

— Все еще рвешься на фронт, Гинзбург? — спросил он, не глядя на Сашу. — Есть запрос на комиссара. Вроде как раз для тебя назначение. Но, может, и не для тебя совсем. Хочу, чтоб ты серьезно подумала. Хотя о чем ты можешь думать вообще, пустая твоя голова, как вы все, вам лишь бы на передовую…

На пустую голову Саша не обиделась. Они с Бокием сблизились за месяцы совместной работы.

— Ну не томите уже, расскажите, куда меня посылают, Глеб Иванович!

Бокий протянул Саше досье. Саша вскинулась:

— Князев? Федор Князев? Тот самый?

О командире полка Князеве, легенде Восточного фронта, Саша читала в газетах. Победоносный краском, надежда революции. Его полк почти в полном составе ушел за ним с Большой войны, как ее теперь называли, и ежедневно прибывали пополнения. Добровольцы, которые стремились не вообще в Красную армию, а именно к Князеву, под его начало.

Саша не вчера родилась и умела не только читать в газетах то, что там пишут, но и замечать то, о чем не пишут. Например, газеты ни слова не писали о вступлении Князева в РКП(б) или хотя бы о намерении это сделать…

В досье, однако, содержались только биографические данные. Происходит Князев из крестьян Костромской губернии, женат на крестьянке же. Трое детей… Призван в 1915… к 1917 дослужился до штабс-капитана. Награды… ранение… весной 1917 избран солдатским комитетом в командиры полка. Наступление, успехи, успехи, некоторые неудачи, опять успехи… и никаких данных за последние три месяца.

Фотография скверная, сделанная еще в РИА. Округлое лицо, глаза чуть навыкате. Черты… обычные русские черты, каких в любой толпе десяток на дюжину. С таким человеком можно сутки ехать в купе поезда, а позже не узнать его при случайной встрече.

Саша вспомнила, как сидела на этом же стуле напротив другого начальника ПетроЧК и изучала досье другого офицера РИА. Это было будто бы несколько жизней назад.

Саша подняла глаза от досье:

— Здесь изложено далеко не все. Почему в этом полку до сих пор нет комиссара и его ищут через каналы ВЧК?

— В этом полку, — ответил Бокий, — уже было два комиссара. Ни один не продержался и трех месяцев. Сам Князев партийной принадлежности не имеет, но якшался в армии и с анархистами, и с эсерами. Власть Советов его идеям отвечает, а вот с нашей партией… есть разногласия. Потому комиссарам у него приходилось непросто. Первый прослужил месяц и погиб в бою. Судя по всему, действительно в бою, от вражеской пули, здесь все чисто.