Глаза Марселлы расширились, когда она рассматривала каффу с фениксом. Она сняла бриллиантовое украшение со своего уха и надела мой подарок. Хвост феникса закрутился над местом, где должна была находиться мочка, а остальная часть существа змеилась вдоль уха, и поднимало голову к верху. Хвост и крылья были украшены красными драгоценными камнями, а все остальное существо имело по всему телу и голове камни из нефрита, топаза и оникса. Это стоило мне почти всех денег, которые я нашел, но увидеть благоговейный взгляд на лице Марселлы, когда она любовалась собой в зеркале над камином в фойе, стоило гораздо больше, чем все деньги мира.
Она сглотнула, встретившись с моим взглядом в зеркале.
— Спасибо.
Я кивнул, одолеваемый непрошеными эмоциями.
— Пойдем, и сожжем несколько ненавистников.
Глава 14
Мэддокс
— Ты поедешь со мной? — спросила она.
Обычно я брал байк и ехал впереди, чтобы убедиться, что дороги безопасны. Я никогда не садился в машину с ней.
— Конечно, — ответил я, сжимая ее руку. — Я на твоей стороне. И если тебе понадобится, чтобы я надрал жирную задницу какой-нибудь модной дамочки, я сделаю и это.
На ее лице мелькнула ухмылка, на мгновение прогнав беспокойство.
— Я бы хотела, чтобы ты мог. Я бы хотела, чтобы все так и было, но это бой, который нельзя выиграть насилием.
— Я уверен, что ты ошибаешься. Нет такого боя, который нельзя выиграть насилием.
Она закатила глаза.
— Вот почему ты должен ладить с Амо, Маттео и отцом. Вы все слишком любите насилие.
Она была права, но, к сожалению, мы потратили годы на то, чтобы быть жестокими друг к другу. Это немного усложнило процесс сближения. Сейчас мы с Лукой Витиелло нехотя ладили. Всякий раз, когда мы с ним сталкивались на собраниях Головорезов, он относился ко мне так, будто не ненавидел меня так сильно, как раньше, что было шагом в правильном направлении.
Мои собственные чувства к этому человеку все еще далеки от нежных, но я больше не ощущал себя убийцей рядом с ним, так что это хорошо. Он еще не доверял мне, как и я ему, но мы работали вместе и терпели друг друга из-за Марселлы. Понимала ли она вообще, сколько власти она держала в своих идеально наманикюренных пальчиках?
— Нам пора, — сказала она. — Не хочу пропустить торжественный въезд. Фурии подумают, что я проскользнула только потому, что боюсь.
Поездка до многоквартирного дома, где Мэр устраивал торжество, заняла всего пятнадцать минут. Мы с Марселлой не разговаривали, но она сжимала мою руку, а я пытался преодолеть ощущение дискомфорта от поездки в лимузине. Я никогда не был хорошим вторым водителем. Предпочитал контролировать ситуацию.
Когда мы припарковались в подземном гараже, Марселла осталась сидеть.
Я наклонился к ней и встретился с ее сосредоточенным взглядом. В глубине ее голубых глаз я увидел страх, с которым она боролась как воин.
— Если ты захочешь уйти, подай мне знак, и я увезу тебя. Хорошо?
Она улыбнулась и резко кивнула. Я вышел и открыл для нее дверь, помог ей выйти, затем отпустил ее руку, хотя это последнее, что я хотел сделать. Я жаждал показать всему миру, что Марселла моя, но не раньше, чем она будет готова. Ее семья уже шла впереди. Их присутствие, надеюсь, уменьшит влияние появления Марселлы.
В лифте, который доставил нас на террасу крыши, где проходила вечеринка, Марселла сжала мою руку в смертельной хватке. Я ослабил захват, когда мы оказались на последнем этаже. Официально мы не были парой, и я не собирался предавать это огласке. Это решение Марселлы.
После секундного колебания она отпустила меня и выпрямилась еще больше. Двери открылись, и я вышел, осматривая периметр. В пентхаусе было многолюдно. Я узнал несколько лиц, политиков, местных светских львиц, миллиардеров и членов Фамильи. Все взгляды сфокусировались на мне, черной овце среди этих фальшивых белых овечек. Я кивнул Марселле, изображая идеального телохранителя.
По лицам многих женщин, собравшихся в зале, было видно, что они надеялись сегодня стать свидетелями свержения Марселлы Витиелло. Предвкушение и злорадство в их выражениях говорили об их ужасных характерах больше, чем они, возможно, осознавали. Быть может, они надеялись найти сломленную, пристыженную и покорную Марселлу после произошедшего. Но когда Марселла вошла в зал с высоко поднятой головой, похожая на чертово привидение в своем платье и соответствующих Лабутенах, она смирила их всех. Марселла пришла не трусить или прятаться, она пришла, блядь, править. Эти холодные голубые глаза, которые вначале заморозили мою кровь, а затем воспламенили ее, теперь холодно смотрели на всех зрителей, готовые злорадствовать.
Я мрачно улыбнулся, глядя, как лица некоторых женщин опускаются, превращаясь в шок. Марселла скользила по залу, кивая в знак приветствия Мэру и всем, у кого хватало смелости встретиться с ней взглядом. Ее каффа с фениксом была выставлена напоказ, как и татуировка.