Для Фортунато, Энрико и Пьетро наступил знаменательный день, когда, сидя в креслах набирающего высоту самолета, они наблюдали за тем, как родной город уменьшался и таял у них на глазах. Хотя они и старались не подавать вида, но их сердца сжимались перед неизвестностью. Как только лигурийский берег исчез из поля зрения, они вернулись к мыслям о своих возлюбленных. Ведь все они еще были в том возрасте, когда кажется, что будущее сможет оказаться лучше, чем прошлое. Их нетерпение возрастало по мере того, как самолет подлетал к столице Великобритании. Девушки пообещали, что возьмут двухчасовой отгул исключительно для того, чтобы встретить их еще в аэропорту. Поскольку срок в два часа только сейчас показался им странным, Пьетро сказал:
— Конечно, глупо с моей стороны, но я так и не спросил у Тэсс, что у нее за работа.
— И я не спрашивал, — ответил Энрико, — но мне это безразлично, если Мери Джейн будет со мной.
— Меня это тоже не беспокоило, — сказал Фортунато, — но какое это может иметь значение? Они работают в каком-то учреждении.
Однако троих эмигрантов ожидало большое разочарование. Никто не встретил их в аэропорту. Наиболее подверженный чувствам Энрико уже готов был расплакаться, как вдруг увидел свою Мери Джейн и ее подруг… Пьетро крикнул:
— Вот они!
Он указал на трех девушек, бегущих им навстречу и машущих на ходу руками. Фортунато выругался так, что от этого могли бы задрожать стекла окон Букингемского дворца. Пьетро воскликнул:
— Санта мадонна! Быть этого не может! Вы тоже ничего не знали?
Энрико только вздохнул:
— О Боже мой!..
Трое англичанок, спешивших к ним, были одеты в строгие костюмы и портупеи полицейских. Фортунато, в голосе которого звучало полное непонимание происходящего, перемешивающееся с бесконечным разочарованием, сказал друзьям:
— Мы помолвлены с легавыми!
Первые часы их встречи оказались нелегкими. Невесты признались, что не хотели прежде говорить о своей профессии, чтобы не потерять суженых, с которыми они хотели создать общий очаг, при этом дав обещание, что те никогда больше не увидят их в этой униформе. Меньше всех был потрясен Энрико, для козорого Мери Джейн была прекраснее в этом костюме. Трое итальянцев увеличили количество эмигрантов в Лондоне. В первый же уик-энд все трое мисс представили своих женихов своим почтенным родителям. Из гостей те вернулись несколько растерянными. Рэдсток демонстрировал Фортунато по всему Вилтону, словно ручного медведя. Мистер Джиллингхем предложил Пьетро посостязаться с ним в приемах классической борьбы, а его супруга, отведя его в сторону, перечислила ему все, что она с ним сделает, если дочь не будет с ним счастлива. Один лишь Энрико остался доволен, побывав в гостях у будущей тещи. Он ничего не понял из того, о чем она ему рассказала, и до него не дошло, чего она от него хотела, но расстались они весьма довольные друг другом.
Потекли обыденные дни, и лондонский климат сделал свое дело, то есть дожди, туман и сырость стали влиять на настроение итальянцев. Первым начал шмыгать носом Энрико, и Мери Джейн сказала ему, что он стал похож на коренного лондонца. К сожалению, шутки не могли поправить ущерб, наносимый лондонской погодой. В одно серое туманное воскресенье трое друзей собрались в комнате Пьетро на Блумсбери. Они курили и смотрели, как мелкие капли покрывают оконные стекла. Первым не выдержал Фортунато.
— Когда думаешь о том, какая сейчас погода в Сан-Ремо…
Это было первой трещиной, образовавшейся в здании, которое до сих пор удавалось с большим трудом удерживать от развала. Пьетро сказал:
— По воскресеньям, когда я был свободен, я ходил один или с кем-нибудь съесть пастиццада а-ля фриулана[32]
в ресторанчике Луиджи в старом городе.— А риццото[33]
с апельсинами и трюфелями…— вздохнул Энрико.— Не знаю, долго ли еще смогу здесь продержаться, — почти спокойным голосом заявил Фортунато.
— Неужели ты оставишь Сьюзэн? — удивился Энрико.
— Ma que! Я только хочу нормальной жизни!
Пьетро одобрил решение своего товарища.
— Я очень люблю Тэсс и хотел бы остаться вместе с ней, но в этой стране невозможно жить, если только ты в ней не родился.
— А Мери Джейн под солнцем еще красивее…— мечтательно прошептал Энрико.