Порт-Артур. Том 1

– Артиллеристы-стрикулисты, стрелочки-дружочки, катись из вагонов! – заорал Блохин, соскакивая на землю. – Живо свое добро выгружай!

Сонные солдаты стали лениво вылезать из вагонов.

Варя с врачом лазарета отправилась на вокзал вызывать подводы для перевозки раненых.

Заяц с Белоноговым и Мельниковым с помощью других утесовцев выгружали свои трофеи: походные кухни, четыре коровы, три лошади и санитарную двуколку.

Когда все было выгружено, артиллеристы и стрелки построились на площади перед вокзалом.

– Пересчитай людей, – приказал Звонарев.

– Сорок два артиллериста и сто тридцать стрелков, – доложил Родионов.

– Напра-во! Шагом марш! – скомандовал прапорщик.

Солдаты, обрадованные возвращением в Артур, с места двинулись бодрым, широким шагом.

– Песельники, вперед! Белоногов, запевай! – распорядился Звонарев.

Пошептавшись о чем-то с солдатами, запевала бодро затянул неожиданную импровизацию:

Артурские вершины,
Я вас вижу вновь,
Цзинджоуские долины –
Кладбище удальцов.

Тревожа спящий Артур, все дружно подхватили песню под молодецкий посвист Блохина. В ответ во всех концах города громко залаяли обеспокоенные собаки да испуганно шарахнулся в сторону встречный ночной патруль.

– Какая часть идет? – окликнули их из темноты подъехавшие всадники.

– Сводная рота Квантунской крепостной артиллерии и стрелки Пятого полка возвращаются из-под Цзинджоу, ваше превосходительство, – ответил Звонарев, узнавший по голосу Кондратенко.

– Смотрите, ваше превосходительство, какими они идут молодцами. Кто же скажет, что эти части только вчера потерпели тяжелое поражение? – обратился к Кондратенко его начальник штаба подполковник Науменко.

– Я же все время говорю, Евгений Николаевич, что под Цзинджоу потерпели поражение не наши полки, а наши генералы и штабы. Вид этих стрелков и артиллеристов целиком подтверждает мое утверждение, – ответил генерал.

После того как прошли набережную и доки, сводный отряд Звонарева разделился: стрелки свернули налево в казармы Десятого полка, где они должны были переночевать, артиллеристы, за исключением утесовцев, направились в Артиллерийский городок, а оставшиеся утесовцы двинулись дальше.

Звонарев повел взвод в обход Золотой горы. Солдаты шли с трудом: сказывалась усталость последних дней.

– Чего примолкли, или не хочется на нашем Утесе сидеть? – спросил прапорщик ближайших солдат.

– Никак нет, соскучились мы по своему Утесу… – отозвался Кошелев.

– Поди ждут нас там – поджидают. По Шурке Саввична слезы льет, – вставил Белоногов.

– По нас… Ведьмедь, – перебил Блохин, подошедший сзади.

– Это верно: денно и нощно поди по батарее ходит да нас выглядывает, особливо Блоху, – вставил Булкин.

Когда обогнули Золотую гору и в темноте стал виден прожектор Утеса, солдаты сразу оживились.

– Светит, светит наш Утесик. Днем и ночью все за морем наблюдает, – радостно проговорил Ярцев.

– Подтянись! – обернулся Родионов к солдатам. – Должны мы героями подойти, чтобы не подумали про нас, что мы из Цзидджоу бежали. Затяни-ка, Белоного!

– Медвежью! Чтоб сразу он почуял, что мы идем, – предложил Блохин.

Звонарев удивленно обернулся.

– Это еще что за медвежья?

– Какую поручик любит.

Белоногов откашлялся и с чувством запел;

Гей, чего, хлопцы, славны молодцы,
Смуты я невеселы?
Хиба в шинкарки мало горилки,
Мало и меду и пива?

Остальные подхватили сперва тихо, а затем все сильнее и сильнее, будя тишину тихой летней ночи.

По мере приближения к Утесу солдаты постепенно убыстряли темп песни и ускоряли шаг.

У самых казарм Звонарев скомандовал;

– Взвод, стой!

Солдаты с особой четкостью остановились и опустили винтовки к ноге.

– Налево равняйсь!

В то же мгновение широко распахнулась дверь офицерского флигеля, и на крыльце появилась высокая фигура Борейко в одной рубахе, в брюках и туфлях на босу ногу. Спрыгнув с крыльца, он на бегу закричал во вею силу своих легких:

– Здорово, орлы! Спасибо за службу геройскую!

Взвод тотчас так ответил, что зазвенели стекла в окнах. Борейко уже сгреб в свои объятия Звонарева, затем Родионов а, а потом по очереди и всех солдат.

– Не думал вас и в живых видеть! – взволнованно кричал поручик. – Еще в одиннадцать часов вечера звонил в Управление артиллерии, справлялся о вас. Мне ответили, что «служите, мол, панихиду за упокой душ новопреставленных воинов». Ан, вы легки на помине, сами домой притопали живы и здоровы.

– Не все, ваше благородие, – заметил Родионов.

– Кого нет?

– Убиты Купим, Люков, Гнедин, Жариков, – перечислял фейерверкер, – да пропали без вести. Павлов, Копеико, Зых.

Борейко глубоко вздохнул.

– Помянем же их, братцы, добрым словом. Шапки долой! Запевай, Белоногов.

– Ве-е-ечная па-а-мя-а-ать, – торжественно, грустно запели солдаты.

Пение подхватили высыпавшие из казарм оставшиеся на Утесе артиллеристы, и образовался хор в две с половиной сотни голосов.

Около фельдфебельской квартиры Саввична, утирая слезы, целовала свою дочь.