– Доню моя, родная, дитятко мое! Не чаяла я тебя видеть еще на этом свете, – причитала она над дочкой.
– Ой, мамо! Так я же вернулась. Зачем же вам плакать?
– Плачу я с радости, доченька, что тебя увидела. Плачу по тем, кто погиб на войне, – ответила старая фельдфебельша.
– Накройсь! – скомандовал Борейко, когда пение окончилось. – Теперь рассказывайте, кто из вас самый большой герой?
– Генерал-фельдмаршал Блохин! – выкрикнули солдаты и наперебой начали рассказывать о его похождениях.
– Выходит, что блоха не простая, а геройская. Иван! Подай сюда четвертуху водки и стакан: надо за Блохина выпить. Кто же еще у нас герой?
– Родионов, Заяц, Мельников, – перечисляли солдаты.
– Софрон Тимофеевич, представим тебя да и остальных к Георгиевским крестам, – с чувством проговорил Борейко. – Что это у вас там за повозки? – пригляделся в темноту поручик.
– Трофеи наши: санитарная двуколка, походная кухня, три лошади, четыре коровы, хомуты, – перечислял Родионов. – Все Заяц с Мельниковым да Лебедкиным разжились.
– Молодцы ребята! Поди соскучились там по своему Медведю? – под общий смех спросил Борейко.
– Мы сами из медвежьей породы, – отозвался Блохин.
– Так я первый взвод буду звать медвежьим, – рассмеялся Борейко.
Денщик принес водку, стакан и нарезанный на тарелке хлеб.
– Подходи причащаться! Софрон Тимофеевич, тебе первому, – поднес фейерверкеру стакан водки Борейко.
Родионов залпом выпил водку, крякнул и закусил кусочком хлеба.
– Сразу у тебя рана полегчает, Софрон, – заметил Блохин. – От водки кровь сворачивается и тело заживает.
– Ты и здоровый ее весьма обожаешь, – усмехнулся Родионов.
– Ну-с, подходи, Блоха. Как тебя звать-то?
– Филиппом поп крестил.
– А по батюшке?
– Иванович, ваше благородие.
– Причащается раб божий Филипп, сын Иванов, чистейшей русской водкой и ржаным хлебом, – пошутил Борейко, поднося ему стакан.
Блохин одним духом осушил стакан и с грустью посмотрел на пустое дно.
– Мало, что ли? – спросил Борейко.
– Надо бы еще чуток, а то глотка больно засохла.
– Очумеешь и в драку полезешь.
– Как перед истинным: отсюда прямо на свою койку пойду и завалюсь спать.
– Ладно, пей уж за все твои геройства, – налил второй стакан Борейко.
Угостив всех солдат водкой, Борейко вспомнил о Шуре Назаренко.
– А где Шурка? Позвать ее сюда, – распорядился он.
– У хату зашла. Сейчас ее покличем, – бросился кто-то из солдат к фельдфебельской квартире
– Как она вела себя в Цзинджоу? – спросил поручик.
– Геройская девка, – ответил за всех Мельников.
– Не в папашу уродилась, – вставил Родионов.
– Вы меня шукали? – спросила, подходя, Шура.
– Горилкой тебя хочу угостить за твою храбрость, – сказал Борейко, наливая стакан.
– Так я ж не в жизни не пила, – испугалась девушка.
– Ну, так я за твое здоровье выпью, чтоб тебе жених хороший попался, а ты только пригубишь, – подал стакан Шурке поручик.
Девушка чуть прикоснулась к водке губами.
– Тьфу, какая горькая да противная! – плюнула она.
В это время вышел на улицу разбуженный шумом Гудима.
– Смирно! – скомандовал Борейко, увидев командира.
Поздоровавшись с солдатами, поздравив их с возвращением, Гудима спохватился;
– А Звонарев где?
Все обернулись, ища в темноте исчезнувшего прапорщика.
– Сергей Владимирович, ау! – заорал Борейко.
– Они пошли к себе мыться, – сообщил Лебедкин. – Прикажете позвать?
– Нет, пусть приведет себя в порядок. – И Гудима с Борейко направились осматривать привезенные трофеи.
Мельников вытаскивал из двуколки хомуты, цинкн с патронами, медикаментами, станционный колокол, оцинкованную ванну и кучу разного тряпья. Кухня Зайца тоже оказалась набита различными солдатскими пожитками.
Появление каждой новой вещи вызывало одобрительный гул среди столпившихся вокруг солдат.
– Не зря, значит, первый взвод под Цзинджоу ездил, разжились-таки наши там разным барахлишком, – завидовали в толпе.
– Кто разжился барахлом, а кто и деревянным крестом, – отозвался Ярцев.
– На войне без того не обходится, – возразил Лепехин.
Приказав спрятать вещи до утра в сарай, Гудима отправился к себе на квартиру.
– Расходись по койкам, – распорядился Назаренко. – Завтра все разглядеть поспеете.
Солдаты нехотя возвращались в казарму. Дежурный по роте Жиганов охрип, крича и ругаясь, пока все улеглись на свои места.
Между тем Звонарен, вымывшись и переодевшись, отправился с докладом к Гудиме. Здесь он застал и Борейко.
– Прежде всего вам надо закусить с дороги, – предложил Гудима.
– И выпить нам всем, – добавил Борейко, – за него и за Варю Белую.
– Да перестань ты глупости говорить, Борис Дмитриевич! – рассердился Звонарев.
– То-то, когда вы уехали в Цзинджоу, она нам покоя не давала: на день по пять раз спрашивала, нет ли у нас оттуда известий, – догадался Гудима.