Порт-Артур. Том 2

Сахарова, – предложила Варя. – Он будет очень рад. Миновав площадь, они подошли к большому двухэтажному зданию готической архитектуры, на главном фронтоне которого красовался большой красный крест. Варя провела Звонарева до просторной светлой палаты на четырех человек. В одном из больных прапорщик узнал Сахарова. Капитан сильно осунулся, пожелтел, лицо заросло густой щетиной полуседых волос. Глубоко ввалившиеся темные глаза лихорадочно горели.

– Весьма рад видеть, – оживился Сахаров. – Не подаю руки, чтобы не передать заразы. Как мило с вашей стороны навестить болящего старика.

– Вы получаете диетическое питание? – сразу приняла докторский тон Варя. – При лечении брюшного тифа главное-строгое соблюдение диеты. Это необходимо для поддержания сил.

– Пока что у меня есть все, за исключением хорошего сердца. Оно износилось раньше времени…

Варя взяла скорбный лист, просмотрела температурную кривую, ознакомилась с назначением. Сахаров пытливо следил за выражением ее лица.

– Насколько я понимаю, все идет вполне нормально, даже сердечные лекарства назначаются вам в умеренных дозах, – значит, особой надобности в них нет, – проговорила девушка, заметив взгляд капитана.

Лицо больного просветлело.

– Мне тоже говорили, что тиф в самой легкой форме, авось и мое сердце выдержит.

– Ни минуты в этом не сомневаюсь. Я принесла вам кизилового варенья.

– Не знаю, как и благодарить вас за ваше внимание ко мне, – растроганно ответил больной. – Что нового на фронте?

Звонарев сообщил о положении на фронтах, о планах обороны.

– Электропровод есть у моряков в порту. Я недавно сам им продал. Сейчас черкну Григоровичу записку. По старому знакомству он должен помочь моему другу.

На прощанье Звонарев пожал сухую и горячую руку капитана, а Варя обещала навещать его ежедневно.

– Не знаю, чем и как смогу отблагодарить вас обоих по выздоровлении! Во всяком случае – свадебный подарок за мной, – обещал Сахаров.

– Ой, что вы, мы об этом и не думаем, – за себя и прапорщика ответила девушка.

– Если сейчас не думаете, то скоро додумаетесь. Со стороны-то виднее. Я прошу вас, милая Варя, – позвольте мне так называть вас, – зайдите в мою контору, тут напротив, около мельницы, и передайте эту записку господину Шубину. Он у меня является главным доверенным лицом во время моей болезни, – попросил капитан.

– С большим удовольствием, немедленно побываю там, – ответила девушка.

– Врачи говорят, что Сахаров совсем плох, у него никуда не годное сердце, – шепнула она Звонареву, когда они вышли из палаты. – Интересно, что он написал. – И она развернула записку.

На ее лице выразилось полное разочарование. На бумаге было нарисовано несколько иероглифов.

– Надо попросить кого-нибудь ее прочитать, – сказала она.

– Этого еще не хватало! – И, отобрав записку, Звонарев спрятал ее.

Шубин оказался пожилым человеком с круглыми черепаховыми очками на носу. Он рассыпался в любезностях и сообщил, что все распоряжения Сахарова будут немедленно исполнены.

– А о чем он пишет? Я все хотела понять, что эти значки обозначают, и не могла! – улыбнулась Варя.

– Господин Сахаров хотел сохранить в секрете свои намерения, и он воспользовался китайской письменностью, тем более что кое-что касается непосредственно вас.

– Что именно, скажите, пожалуйста! Василий Васильевич никогда не узнает об этом, – попросила Варя.

– Дело очень щекотливое, и я не имею права ничего сообщить вам при всем моем горячем желании исполнить вашу просьбу, – отказался Шубин.

День прояснился, и японцы начали обычный обстрел города и порта. Снаряды падали у подножья Золотой горы. Батареи Тигровки и броненосцы открыли ответный огонь. Грохот временами доходил до того, что разговаривать на улице было трудно.

– Не придется мне сегодня идти домой, – вздохнула Варя. – Золотая гора своей пальбой так и не даст заснуть целый день. Проводите меня в Пушкинскую школу. Там, забравшись в подвал, я сумею отдохнуть.

У Пушкинской школы они расстались. Звонарев обещал на обратном пути на Залитерную зайти к Варе и направился к Григоровичу.

Командира порта он застал дома и изложил ему свою просьбу от имени Кондратенко.

– Удивительное дело! Вы, сухопутные, все время на чем свет стоит ругаете нас, моряков, и в то же время за всем обращаетесь к нам! Нет у меня электрических проводов. Так и передайте генералу, – стукнул ладонью по столу адмирал.

Звонарев вспомнил о записке Сахарова и передал ее Григоровичу.

– Как здоровье милейшего Василия Васильевича? Не повезло ему, бедняге. Обязательно побываю у него в больнице, – сразу переменил тон адмирал.

Прапорщик подробно сообщил ему все, что знал.

– Жаль, жаль! Такой хороший человек и вдруг может умереть от тифа… Сколько же и чего вам нужно? Только из уважения к просьбе Василия Васильевича в последний раз иду вам навстречу.

Звонарев протянул ему заранее приготовленный список требуемого имущества. Григорович, не просматривая его, положил резолюцию об отпуске. Обрадованный таким исходом дела, прапорщик поспешил откланяться.