Порт–Артур. Воспоминания участников.

Павлов — это бывший наш посланник в Корее. Ему было поручено посылать из Шанхая грузы провизии в Порт–Артур. Трудное это было дело в виду большой бдительности японской блокады.

Зафрахтованные им пароходы иногда доходили до линии этой блокады, но, боясь быть потопленными, поворачивали обратно.

Помнится, что из всех таких пароходов только один, нагруженный мукой, благополучно прибыл в Порт–Артур и сдал там свой груз. Но в муке–то как раз острой необходимости в крепости не ощущалось. Выбора для Павлова особенного не было, и он фрахтовал всякий пароход, на котором было продовольствие.

В Порт–Артур удачно проскочил маленький пароход речного типа, вышедший из Тяньцзина. Артурцы были несколько удивлены, узнав, что он привез. Груз его был: ящики шампанского и какие–то кондитерские товары.

На обязанности личного состава консульства в Чифу в памятные дни борьбы за Порт–Артур лежала обязанность перешифровывать и проверять все депеши, доставляемые международным телеграфом из Петербурга. Телеграммы в пути часто искажались, перепутывались цифры. Без проверки их нельзя было посылать в Порт–Артур. Телеграммы из крепости приходилось переписывать, подгоняя к правилам телеграфа. Таким образом консульство являлось хранителем важнейших военных секретов. В сейфе его имелись шифры: военный, морской и иностранных дел.

Для японцев было бы большой удачей напасть на наше консульство ночью и получить в свои руки эти важные документы. Шифры наши, между прочим, отличались тем, что не поддавались расшифровке во вражеских руках. Можно было иметь в своих руках точный текст телеграммы и соответствующие этому тексту цифры шифровки, но тайны наших шифров разгадать по такому образчику было невозможно. Этим наши шифры выгодно отличались от шифров других наций.

Полагаю, что в наши дни японцы, порядочно с тех пор обнаглевшие, не задумываясь ни на минуту, напали бы на консульство. Но в те времена они либо стеснялись других, нейтральных, консулов, либо опасались, что охранявшие консульство казаки забайкальцы (человека четыре было их) заставят их дорогой ценой заплатить за важные документы. У Тидемана, кроме того, всё было готово, чтобы сжечь шифры, как только начнется тревога.

Иногда газетные репортеры, англичане и американцы, сидевшие в Чифу у моря и ждущие погоды, радостно передавали один другому:

«Идите скорее в отель брать интервью… Там есть русские, только что прибывшие из Порт–Артура…» Было несколько случаев, когда такие беженцы прибывали в Чифу, проделав опасный путь через линию японской блокады на китайской джонке.

Коренные россияне призывного возраста, остававшиеся в крепости, все были привлечены к участию в обороне в составе добровольческих отрядов. Бежали из Артура больше люди южного типа. Какие–то греки левантийские, армяне или грузины. Но у большинства из них имелись русские паспорта. Такие беженцы в первый день по прибытии обыкновенно бывали тихи, скромны и неразговорчивы. Обедали в отеле и с некоторой опаской поглядывали кругом. Видимо, путешествие на джонке нагнало на них страху. Но когда до них добирались репортеры и они делались центром внимания прессы, то пришельцы эти начинали на перебой рассказывать о пережитых ими ужасах. Консульство помогало таким людям поскорее покинуть Чифу и отправиться на родину.

Но один такой господин решил пожить в Чифу. Квартиру он нанял у одного из местных японцев. Когда наступил срок платежа за помещение, то жилец гордо заявил: «Не желаю ни одного цента платить подданному вражеской державы».

Японский консул не имел во время войны прямых сношений с нашим консульством, но через посредничество одного из своих нейтральных коллег он сообщил туда о жалобе японца, хозяина дома. Тидеман возмутился.

«Во–первых, это свинство селиться в доме у японца. А во–вторых, уж раз поселился, то плати за помещение, а не отлынивай».

Секретарь консульства, англизированный молодой человек с мягкими и изящными манерами присяжного дипломата, получил от консула поручение уладить это неприятное дело.

«Ваш консул мне не начальство… — заявил беженец. — И потом, какое ему дело до того, где я живу. Плачу я деньги или нет — тоже его совершенно не касается…»

Молодой дипломат вынужден был напомнить своему собеседнику, что во флигеле консульства, где живут казаки, имеется небольшое темное помещение, снабженное дверью в виде железной решетки и запираемое на крепкий замок.

Беженец увидел на своем крыльце прибывших вместе с секретарем двух молодцов забайкальцев. Желтые околыши их лихо, набекрень, надетых бескозырок и такого же цвета лампасы ярко выделялись на темном фоне.

В те дни иностранные консула в Китае, согласно договорам об экстерриториальности, пользовались правами полицейского надзора над подданными своего государства, а также судебной властью в размере, как мне помнится, «Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями».

Мрачно посмотрев на казаков, беженец заявил:

«Слушаюсь… Сейчас я заплачу деньги и отсюда уеду…»