Порт-Артурский гамбит: Броненосцы Победы

Скорость была ничтожно мала и дело даже не в том, что двигаясь "потихоньку" далеко не уйдёшь – корабли могли прибавить ещё пару узлов, но в этом случае из огрызков дымовых труб полетели бы искры, а то и пламя могло вырваться. И такой корабль стал бы в ночи просто маяком для рыщущих вокруг японских миноносцев. Приходилось идти с минимальной скоростью. А управлять на такой большим кораблём значительно труднее (недоверчивый читатель пусть вспомнит как плохо слушается руля медленно едущий велосипед).

Именно по этой причине малопобитые и вполне "свежие" "Полтава", "Сисой Великий", "Наварин", "Адмирал Нахимов" и "Громобой" с "Баяном" были отпущены вперёд десятиузловым ходом, с приказом повернуть назад когда рассветёт. Заодно и японские миноносцы оказались в более сложной ситуации для поиска и атаки.

– Справа по корме крейсер "Мацусима"! – услышал Секи голос сигнальщика.

– Что? Какого дьявола ему здесь делать? – не поверил командир оглядываясь. Но силуэт корабля уже выскользнул из полосы света восходяшей луны и только какая-то смутная тень растаяла в темноте.

– "Мацусима", точно, господин капитан второго ранга: высокий полубак, одна труба, одна мачта, – оправдывался молодой сигнальщик.

– Идиот! Это русские! Немедленно разворот всему отряду!

Четыре миноносца, получив сигнал головного, дисциплинированно легли на обратный курс, искромсали своими форштевнями море в ближайших окрестностях вдоль и поперёк, но "Аврору" (а это была именно она) так и не нашли. К тому же луна как раз в это время скрылась в облаках.

А вот её систершипу "Палладе" повезло куда меньше…

Семён Тищенко был несказанно рад, когда перед прорывом из Порт-Артура его оставили на крейсере, а не списали в десант, как основную часть прислуги малокалиберной артиллерии. Его пушку, вместе с тремя другими, оставили на корабле. Он прошёл вместе с "Палладой" до Мадагаскара, подхватил там лихорадку, провёл две недели на госпитальном "Орле". Ещё немного и отправили бы его в Россию на "Малайе", но дела пошли на поправку, молодой и здоровый организм малоросса победил болезнь и долечивался он уже по пути на Дальний Восток в лазарете родного крейсера. Всю дорогу до Африки и обратно его готовили как запасного наводчика семидесятипятимиллимерового орудия: комендоров было мало, а его мелкая "пукалка" в эскадренном бою ценности не представляла. Достаточно быстро СемЁн освоил новую артсистему и на равных состязался в учебных стрельбах с "природными трёхдюймовщиками".

С началом сражения, командир крейсера Сарнавский приказал убрать в низы всех лишних, в том числе и прислугу мелкой артиллерии. Всё равно от них толку пока не было, а люди ещё наверняка пригодятся в дальнейшем. И почти два часа матрос Тищенко просидел не видя боя, но прекрасно слыша его. Когда в "Палладу" одно за другим посыпались попадания, находиться внизу стало совершенно невыносимо – казалось, что каждый взрыв последний. Казалось, что сейчас сталь не выдержит и крейсер опрокинется и пойдёт ко дну. Поэтому приказ подняться наверх и заменить у орудия убитого наводчика Семён воспринял с огромным облегчением и немедленно взлетел на верхнюю палубу.

Дым, огонь, жужжащие вокруг осколки и палуба не только забрызганная кровью, но и ещё хранившая на себе местами обрывки конечностей не прибавляли жизненного оптимизма, но комендор немедленно включился в бой. Слившись с пушкой он стал посылать снаряды во врага как будто делал это с самого начала сражения.

Семён успел пострелять и по "Микасе", и по японским миноносцам, и по крейсерам адмирала Дева, но бой неумолимо катился к завершению. "Паллада", вместе с остальными, повернула на юг, на соединение с основными силами. Огонь был прекращён и команда "имела время обедать".

Только сейчас Тищенко ощутил, как зверски он проголодался за эти несколько часов. Да и не он один. Весь плутонг изошёлся на слюну, пока дожидались посланного к ревизору за консервами и сухарями матроса Блыкина. А тому пришлось выстоять здоровенную очередь – не только расчёты их пушек хотели есть. Но зато по возращении "гонца" был повод для радости – мичман Изенбек, заменивший тяжело раненого ревизора, по случаю победы расщедрился и, с благославения командира, выдал полуторные порции.

Банки вскрывались дрожащими от нетерпения руками и вот наконец можно было "расплатиться" с организмом за многочасовое напряжение. Семён ел свою порцию забыв об окружающем и думая только… Да ни о чём не думая. Жевал консервированную говядину, грыз сухари и наслаждался именно этим.

Тут к Тищенко подошёл земляк и друг, минёр Сидор Склеменок. Этот молодой ещё парень имел на удивление старое лицо: глубокие морщины и ноздреватая кожа заставляли выглядеть двадцатидвухлетнего мужчину лет на пятьдесят. Матросы шутливо называли Склеменка "старухой", но он не обижался. Матросом он был толковым и дело своё знал. Товарищем был тоже хорошим.

– Давай за мной в кильватер, – шепнул он Семёну.

Комендор торопливо оглянулся – начальства рядом не было. Можно было следовать за загадочно подмигнувшим другом.