Спустя час поручик, ушел в свою галерею. Теперь он спал, пил чай и обедал под стук саперных кирок. В перерыве между работами он искал таинственные звуки и чрезвычайно возбуждался, когда саперы подтверждали каждый стук, уловленный им. О предположениях Рейн- бота сообщили в штаб крепости, и высшее начальство командировало на форт комиссию из опытных людей. Сидя в галерее, почтенные полковники и генералы ничего не услышали, хотя долго и искренне прислушивались. Трагичнее всего было то, что поручик и саперы в это же время прекрасно слышали звуки ударов неприятельского молотка. Рейнбот был страшно огорчен. Получалось, что звуки есть плод повышенного воображения поручика. Так и было сформулировано заключение комиссии.
Рейнбот пал духом. Но как только комиссия уехала, капитан Резанов, махнув рукой в сторону города, сказал ему:
— Не огорчайся. Разве молодые уши поручика можно сравнить с одряхлевшими генеральскими? Действуй. Ты двигаешься к ним, а они к тебе. Скоро лбами стукнетесь.
Резанов был прав. Через восемь часов звуки стали слышаться вполне отчетливо. После многих и убедительных приглашений по телефону комиссия снова побывала в галерее и на этот раз признала, что невдалеке действительно идет работа японского минера. С этого момента внимание защитников форта и высшего начальства было сосредоточено на минной галерее, которую нужно было удлинять чрезвычайно осторожно и поспешно. Выигрывал тот, кто сделает галерею длиннее. Защитники форта были в невыгодном положении: вблизи сооружений форта нельзя было делать взрыва. Это было бы равносильно тому, чтобы самому подрубить сук, на котором сидишь. С другой стороны, усиленные работы могли вызвать у японцев подозрения, и они, заложив мину, взорвали бы русских саперов и ворвались бы в галерею.
Саперы работали и, останавливаясь, слушали ответное:
— Тук, тук! Тук, тук! Тук!
Саперов меняли через час. Они входили в галерею, как приговоренные, к смерти. Враг был близко и мог первый заложить мину.
— Японцы уж и плотничают там, — сообщили саперы Рейнботу в час ночи 13 октября.
Дежуривший Берг ясно слышал непрерывный шум, а также шорох камней, осыпавшихся от кайлы противника.
— Может быть, пять сажен до них, а может быть, даже и три, — сказал прибежавший на вызов Рейнбот.
Позвонили полковнику Рашевскому. Через два часа он приехал на форт, залез в галерею и долго прислушивался.
— Дело близится к развязке. Сообщайте мне о ходе работ постоянно.
Утром пришли к выводу, что противник работает чуть ли не в двух шагах левее. Вновь собранная комиссия постановила: взрыв произвести незамедлительно.
По вычислениям поручика Рейнбота, требовалось пороху шесть пудов, а полковник Григоренко определил заряд в восемь пудов. Долго спорили. Взрыв требовался продуманный. Лишний порох мог дать отверстие до поверхности земли, что послужило бы только, на пользу японцам. Мало пороху — галерея противника останется целой. Но все же для верности остановились, на большом заряде.
Рейнбот прибежал к артиллеристам:
— Дайте пороху!
— Дорогой поручик, да у нас на форту большая нехватка пороха. Можете проверять. Обратитесь в штаб.
— Порох? — удивлялось начальство. — Разве у вас нет своего пороха?
— Нам нужно сегодня, сейчас же, для минной галереи, — надрывался у телефона Рейнбот. — Что-о? Обратиться в арсенал?
Вспотевший поручик долго мучился, пока связался с арсеналом. Капитан Резанов ходил по казарме с опущенной головой.
— Что же это вы, поручик? Где же ваш девиз: «Мы должны быть точны в своих работах и молниеносны в действиях». О порохе-то следовало бы позаботиться раньше.
Рейнбот густо покраснел и приостановил дыхание: «Капитан совершенно прав. Как же это я так?» — И лицо поручика моментально стало бледным.
— Вы, поручик, могли забыть. Мы видели, как вы весь отдались опасной и сложной работе, — уже мягко и с ласковой улыбкой проговорил Резанов. — Но почему никто из членов комиссии, никто из штаба не подумал об этом… Эх-х-х… Звоните же настойчиво в арсенал. — И на лице коменданта залегла горькая усмешка.
— А? Что? Двуколки? — кричал в телефон Рейнбот. — Порох есть, нет двуколок? Хорошо, хорошо, сейчас пришлем…
Новый звонок в полк. Оттуда ответили, что двуколки уехали за кониной и как только вернутся, их сейчас же вышлют в арсенал.
— Ах, боже мой! — поручик Рейнбот схватился за голову, — Какая канитель! Хорошо сказать «когда вернутся», а в нашей галерее со стен уже камешки осыпаются от стука вражеских кирок. Каждая секунда дорога. Того и гляди взорвут.
Офицеры негодовали, а комендант, прохаживаясь между столом и телефоном, повторял:
— Земля наша велика и обильна, а порядка на ней нет.
— Стойте, я им покажу сейчас конину! — выкрикнул Рейнбот и схватил телефонную трубку.
— Дайте штаб полка. Кто у телефона? Конев, писарь. Так вот, братец, под твою строгую ответственность… По распоряжению штаба укрепленной линии немедленно, сию же минуту, послать конного охотника догнать двуколки, а буде он их встретит с кониной, сложить конину под охрану стрелка и прямо в арсенал за порохом для форта № 2. Там знают. Повтори. Хорошо, не перепутал. Молодец!