Портартурцы

Подковин первый раз был в кольце неприятельского огня. Он вышел из блиндажа к мортирам; неуклюжие и короткоствольные, они стояли с задранными кверху жерлами. Артиллеристы сидели в нишах бруствера. Солнце пекло. Пыль от взрывов оседала и затрудняла дыхание. Подковин перебежал в башню, и сразу стало легче.

Наблюдательная башня — это стальной цилиндр с бронированным колпаком; она полузакопана на небольшом возвышении между Мортирной батареей и Китайской стеной. Внизу — второй редут.

Телефон висел в блиндаже, скрытом глубоко в земле сзади орудий.

«Здесь почти безопасно», — подумал Подковин.

А снаряды сыпались и сыпались: на головы артиллеристов, на жидкие прикрытия стрелковых окопов… В бруствере редута зияли бреши.

В башню вошел старший, фейерверкер:

— Скоро четыре часа. Батарея готовится, — сказал он. — Что новенького?

— Справа от Сахарной головы появляются жидкие сероватые дымки и быстро исчезают. Вон, смотрите, опять.

— Да, батарея там есть, — сказал фейерверкер. — Пойду доложу штабс-капитану. Надо бы Золотой горе пустить туда с десяток снарядов.

Подковин вышел из башни и стал сзади орудий, ожидая выстрела.

Поступило распоряжение обстрелять полевые гаубицы, что за железнодорожной насыпью.

— Это дело проще, — засуетились артиллеристы.

Подковин попросил фейерверкера указать ему местность, которая будет подвержена обстрелу.

— Встань на площадку и последи за полетом снаряда. Увидишь, куда упадет. На этот обстрел мы уменьшим заряд. Пороху восемь фунтов, — скомандовал фейерверкер. Через несколько минут за пригорком у железнодорожного пути поднялся столб земли и сразу же осел.

Волчья Мортирная вызвала ответные выстрелы. Особенно учащенно стреляла неприятельская батарея полевых гаубиц.

Над башенкой часто лопалась шрапнель. Подковин слышал, как о землю, сзади и спереди башни, шлепали свинцовые пули.

Стрельбу своих орудий корректировал сам Кольев, посылая снаряды то за Сахарную голову, то на батарею гаубиц. Японцы прекратили огонь из тяжелых пушек, Но их скорострелки все еще обсыпали наши позиции шрапнелью, поднимая пыль на подступах к укреплениям. Осколки и стаканы часто со звоном ударялись о дула мортир.

3

Ночь. Душно. Китайская стена, третий форт и Заредутная батарея — под жестоким обстрелом. Ясного звездного августовского неба не видно. Мимо бронированной башни, колеблясь, ползут клубы терпкой пыли, смешанной с газами и дымом взорвавшихся бомб.

Подковин оставил свое надежное укрытие и вошел в окоп. На склоне горы перед нашими укреплениями, сзади их и изредка на кромке траншеи лопались фугасные и бризантные снаряды. Снопы грязно-желтых огней плясали по рвам и брустверам первого и второго редутов. Непрерывные вспышки, освещая внутренние дворы укреплений, выхватывали из мрака зловещие картины разрушения. Мелькали то опрокинутое орудие, то огромная брешь в бруствере, то распростертые тела.

Японцы, видимо, сосредоточили огонь на всем участке от третьего форта до Большого Орлиного Гнезда. Взрывы снарядов своим непрерывным треском заглушали пулеметную и ружейную стрельбу. Гора вздрагивала, по склонам ее катились камни. Осколки с визгом ударялись о щиты орудий, падали вокруг солдат.

Подковин направился в блиндаж к штабс-капитану Копьеву, но столкнулся с ним у орудия:

— Огонь движется на нас, ваше благородие.

— Дышать, нечем, — спокойно сказал штабс-капитан. — К атаке готовятся. Ночью… Днем сорвалось… Ну, что ж? Ночью так ночью.

У бруствера Волчьей Мортирной батареи взметнулся кверху высокий столб желтого пламени и сразу осел. Оглушающий треск заставил Подковина и Копьева присесть. Газы взорвавшегося снаряда 150-миллиметровой гаубицы заполнили двор укрепления и поползли ядовитыми струйками в укрытие.

— Нащупал… — прошептал сидевший рядом с Подковиным канонир, — Теперь держись. «Паровозами» задавит…

Артиллеристы сидели, плотно прижавшись к стенке, охватив руками колени. Прошло минут пять. Взорвалось два тяжелых снаряда, но на пустых пространствах.

— Нащупал, да не попал, — бойко выкрикнул бомбардир-наводчик и вытянул ноги.

— Подбери, отхряпает, — проговорил фейерверкер, — Разве не видишь — навесным огнем бьет!..

4

Командир батареи ушел в стрелковый окоп. Пехотинцы, кроме дежурных, сидели под дощатыми козырьками и молча курили. Огоньки их папирос мелькали в темноте.

— Что-то он жестоко бьет, и третий день… Сегодня, пожалуй, будет дело, ваше благородие, — сказал взводный, около которого остановился Копьев.

— Каждый день, каждую минуту ждем. У вас все в порядке? Раненые есть? Держите с нами непрерывную связь. Что сообщить высшему командованию по телефону?

— Стрелки на боевой точке, а раненых и убитых убрали. Четыре человека сегодня…

Над головами мелькнули два огненных языка, и в задний край окопа ударили пули.

— Шрапнель! Значит, он близко! — воскликнул взводный. — Позвонить нужно по телефону, чтобы прожектором осветили долину, да ракетку пустите…

— Да, да, ваше благородие… А мы их ужо встретим, — подхватили стрелки.

Китайскую стену освещали огненные языки шрапнели. Чуть заметен был силуэт Волчьих гор. Вдруг тьму рассекли мечи прожекторных лучей.