— Ну вот и снова встретились… — усмехнулся корреспондент, опустившись на колено и настраивая фотоаппарат. — Ты, старик, молодец! Честно говоря, глядя на тебя не подумаешь…
Рома засмущался, стал тереть переносицу рукой и вконец перепачкался мелом.
— Это не годится… — скривился Воронухин. — Что ты с собой сделал? Дети, ототрите товарища!
Пятый класс кинулся искать носовые платки, но первой к доске выскочила Леля Генералова, привстала на цыпочки и начала тереть Ромино лицо кружевным платком.
Все взгляды были устремлены на Рому. Раиса Афанасьевна и не заметила, что изо всех сил тянет руку Катя Оляпкина. Она подняла ее так высоко, что из белого манжета был виден худой локоть.
— Что случилось, Оляпкина? — спросила наконец учительница.
— У меня ужасно болит зуб… — прошепелявила Катя. — Можно мне пойти к врачу и зуб вырвать?
— Пожалуйста… — пожала плечами Раиса Афанасьевна. И подумала, глядя вслед Кате: «Бывают же такие невезучие люди… Только у Оляпкиной мог разболеться зуб первого сентября…»
— Теперь совсем другое дело… — сказал Воронухин. — Теперь пойдет. Только жалко, что без шлема, но зато фон колоритный — доска, исписанная примерами…
Он несколько раз щелкнул Рому. Сделал замечание по поводу выражения лица: «Ну, что ты стоишь, будто между лопатками воткнули канцелярскую кнопку? Улыбнись!» Рома в узкую полоску вытянул рот. Глаза при этом оставались серьезными.
— Шире улыбайся, веселей! — махал руками Воронухин. — Ты же победитель, на тебя область смотрит!
Полоска рта удлинилась еще на сантиметр. Это был предел Роминой улыбки.
— Ладно… — Воронухин захлопнул фотоаппарат. — Пойдет!
Он попрощался и исчез. Раиса Митрофановна всплеснула от восторга руками и сказала:
— Мы все должны гордиться! Ученика нашей школы сфотографировали для газеты…
Рома присел на корточки и начал писать ответ в самом уголке доски. Вернулась Оляпкина. Глаза ее были полны слез, крылья белого фартука свалились с плеч и беспомощно висели внизу. Катя держалась за щеку двумя руками сразу.
— Оляпка, что это с тобой делали? — не удержался Дудкин.
— Тише, Юра… — Раиса Афанасьевна погладила Катю по спине. — Человеку зуб вырвали. Ты должен знать, что это такое…
Все знали, что это такое. Поэтому поежились, переживая давний страх.
— Собирайся-ка, ты, Катюша, домой, — сказала учительница. — Кто-нибудь из ребят тебя проводит! Ты с кем сидишь? С Ромой? Вот и прекрасно. Сейчас он получит первую пятерку и отведет тебя домой.
Оляпкина замычала, затрясла головой, сметая в портфель учебники и тетрадки. Но Раиса Афанасьевна добавила строго:
— Нет-нет… Рома — твой сосед по парте, твой товарищ и не бросит тебя в беде…
Раиса Афанасьевна писала на доске домашнее задание, а пятый класс, вытянув шеи, наблюдал как идет через двор Катя Оляпкина, а за ней нехотя тащится исполнительный человек Рома Бабурин.
Глава 14
Возле серого пятиэтажного дома Оляпкина отпустила щеку, распрямила плечи и сказала:
— Идем теперь ко мне в гости…
У нее было веселое лицо, солнце из-за спины расцвечивало золотом каждый волосок ее разлохмаченной прически, и Оляпкина походила на одуванчик. Рома обиженно сказал:
— Значит, ты обманула весь наш класс… Постояла у кабинета врача, ухватилась за щеку, и все подумали, что тебе зуб вырвали…
Оляпкина сердито прищурила глаза. Рома аж присел, ожидая удара портфелем. Но Оляпкина открыла рот так широко, как зевают львы, сидя в цирке на тумбах, и он увидел, что вместо коренного зуба у Кати дырка.
— А чего ж ты веселишься? — смутился он.
— А чего же мне — плакать? Новый вырастет! Пошли в гости!
Рома поднялся вслед за Оляпкиной на самый последний этаж. Отсюда тянулась лестница на чердак. Металлические ступеньки исчезали в приоткрытом люке. Рома поежился. Он решил, что Оляпкина ступит сейчас на металлическую перекладину, позовет его за собой, и Рома в новой школьной форме обязательно попадет в какую-нибудь историю на чужом чердаке. Но ничего подобного не произошло. Оляпкина достала из портфеля маленький желтый ключик и открыла обычную дверь. Запахло красками, лаками и чем-то незнакомым.
— Прошу! — сказала Катя и включила в темном коридорчике свет.
Все стены в квартире были увешаны картинами. Картины не умещались и стояли прислоненные к стенам. Вдоль окна тянулся грубый стол, заваленный книгами, засушенными листьями, скрученными в трубочки листами, там стояли банки с кистями. Валялся красный мотоциклетный шлем, а посреди этого беспорядка восседал белый кот. Увидев Рому, он потянулся. Рома не понял — обрадовался кот его приходу или собирался сделать воинственный прыжок.
— Тимоша… — ласково сказала Оляпкина. — Скучно сидеть одному…
Кот спрыгнул со стола, и переставляя грациозно длинные белые лапы, подошел к Роме и потерся боком о брюки. На отглаженных новых брюках остались белые шерстинки.
— Это он линяет… — успокоила Рому Оляпкина. — Осень! Все линяют!
Рома увидел на стене странную небольшую картинку. Портрет Оляпкиной. Она стояла у окна, сложив на груди худые руки, а на голове Оляпкиной была красивая морская раковина. Она венчала ее, как корона.