Портфель капитана Румба

Была в паруснике та особая красота, которая манит в дальние края.

Генчик тихонько засопел от восхищения.

Модель стояла слева от окна, на столике с витыми ножками. Старуха, сменившая твердые башмаки на войлочные туфли, подошла к модели.

— Ну-с, вот это и есть работа.

— А что тут делать-то? — почтительным шепотом удивился Генчик. Он уже ни капельки не боялся. Босыми ступнями он впитал из деревянных половиц ласковость и успокоение. — Это ведь совсем уже готовый… корабль.

— Не совсем. Здесь еще немало возни с такелажем. Со снастями. А я… смотри! — Старуха размашисто повернулась к Генчику (он даже вздрогнул). Протянула руки.

Старухины пальцы, которыми она недавно так крепко хватала Генчика, были корявые и узловатые. И пятнистые, словно в разросшихся веснушках.

— Вот, юноша. Лет через шестьдесят, возможно, и ты узнаешь, что такое артрит, полиартрит, ревматизм, остеохондроз и высокое артериальное давление. Все прелести, от которых старые руки дрожат и не слушаются… А твои пальцы — я в магазине ими просто залюбовалась: как ты делаешь тонкую работу! Здесь такая же…

— Но я же не знаю… не умею… — Генчик робко вскинул на хозяйку модели глаза. — А тот, кто строил этот корабль, он где? Он разве больше не может?

Старуха сделалась еще прямее и строже, чем обычно. И объявила с высоты роста:

— Довожу до вашего сведения, что это судно строила я, Зоя Ипполитовна Корягина. Вот этими самыми руками. — И зашевелила «клешнями».

— Ой… — не сдержал недоверия Генчик.

— Что «ой»?

— Правда вы?

Зоя Ипполитовна Корягина поджала губы. Потом хмыкнула:

— А вам, молодой человек, казалось, что такие модели мастерят обязательно отставные капитаны в тужурках с якорями и закопченными трубками в зубах?

Генчику, по правде говоря, казалось именно так. И он не стал отпираться, кивнул.

В голосе старухи появилась горькая нотка:

— Нет, голубчик. Эту бригантину строила я. Несколько лет. Должна признаться, что это было радостью и смыслом жизни… Но я не рассчитала. Пальцы стали отказывать раньше срока. И я не могу уже ввязать ни одной выбленки.

— Чего… ввязать?

— Видишь тросы по бокам у мачт? Они называются ванты. На них полагаются ступеньки…

— Ага! Чтобы на мачты лазить! Я видел в кино!

— Вот-вот! Они-то и называются «выбленки». Их надо делать из суровых ниток, привязывать особыми узлами.

— Я ведь не знаю никаких морских узлов…

— А тут и нужны-то всего два! На крайних вантах — «задвижной штык», а на средних — «выбленочный». Это элементарно! Ты освоишь мигом! Садись… — Твердыми (вот тебе и больные!) пальцами она ухватила Генчика за плечо. Почти силой посадила на фигурный, с протертым плюшевым сиденьем стул. И… охнула: — Я старая невежа! Опять хватаю ребенка, будто заложника. Срам… И даже не спросила, как тебя зовут… А?

— Генчик… Гена Бубенцов.

— Гена-Генчик… — Зоя Ипполитовна открыла в улыбке крупные зубы — все желтые, как у курильщика, а один золотой. — Генчик-Бубенчик. Тебя никто так раньше не звал?

Он даже испугался. Сказал шепотом:

— Звали… Давно, бабушка…

— Наверно, ты очень звонко смеешься, когда тебе весело. Да?

— Не знаю. Обыкновенно…

— По-моему, мы найдем общий язык, — сообщила Зоя Ипполитовна. — Ох, а что у тебя с ногой? Кровоточит!

Клюквенный сок на бинте от сырости распустился алой гвоздикой.

Генчик сказал в упор:

— Маскировка. Варенье. Чтобы всяким вредным теткам не уступать место в трамвае. — Откровенность эта была в отместку за недавние страхи.

— Гм… Я вижу, голова у тебя хитроумная.

Генчика опять потянуло за язык:

— Вам же главное не голова, а пальцы.

— Да! Ты не прост… Впрочем, поделом мне… Ну а как все же насчет работы? Согласен?

— Ага. Только… — Генчик провел глазами по снастям и мачтам.

— Что?

— Тут ведь работы этой небось на целое лето…

— Ну-ну! Глаза боятся, руки делают. Сколько сможешь и захочешь. А потом буду искать кого-нибудь еще… Да ты не бойся, я ведь расплачусь.

— Разве в этом дело… — вздохнул Генчик.

— А в чем?

— Не напортить бы…

— У тебя получится отлично!

Ну, может, не отлично, а на «четверку» получалось.

Вязать задвижной штык и выбленочный узел Генчик научился в два счета. Минут через двадцать он, посапывая от старания, уже ловко привязывал к вантам поперечные нитки-ступеньки.

— Зоя Ипполитовна, а ничего, что не сильно натянуты?

— Все правильно, они и должны слегка провисать. Ты молодчина!

Пальцы у Генчика и правда были ловкие. Скоро корабельная работа стала казаться ему привычной. Только у мачтовых площадок (они назывались «марсовые») приходилось трудновато: ванты сходились вплотную друг к другу…

Зоя Ипполитовна с книгой на коленях сидела неподалеку. Сидела так же прямо, как и ходила. «Как она скоблит полы с такой негнучей спиной?» — подумал Генчик. Он почему-то сразу решил, что хозяйка живет в доме одна. Время от времени Генчик поглядывал на нее. Иногда они встречались глазами. Зоя Ипполитовна в улыбке открывала золотой зуб (он светил, как маяк).

— Ты умница, Генчик-Бубенчик. Ты мой спаситель.

Она была теперь без кофты, в блузке, похожей на тельняшку.

— Зоя Ипполитовна, можно я положу на палубу пружинчика?

— Кого?

— Вот этого человечка. Пусть поживет на корабле.