Портфель учителя

Я тянула и толкала лампу, но никак не могла вытащить. Я взяла отвертку и попыталась открутить лампу вместе с рамой, но она была прикреплена к потолку красными и синими проводами, так что снять раму тоже было нельзя.

«Ах, так!» – подумала я и изо всех сил потянула лампу, и она разбилась, усыпав весь пол у раковины осколками стекла. Как назло, на мне не было обуви, так что, спускаясь со стула, я порезала ступню. Потекла кровь. Похоже, порез оказался глубже, чем я думала.

В шоке я ушла в соседнюю комнату, и пока я там сидела, у меня начала кружиться голова. Анемия, что ли?..

«Да ладно тебе! Увидела кровь – и сразу голова закружилась? Какая чувствительная», – наверное, как-то так сказал бы сейчас учитель и улыбнулся.

Но он никогда не приходит ко мне – только я временами наведываюсь к нему в гости.

Пока я так сидела, глаза закрылись сами собой. Кстати, я еще и ничего не ела с самого утра. Свой выходной я проводила в постели, ни о чем не думая. Так бывает всегда, когда я езжу в родительский дом на новогодние праздники.

Дом этот находится в том же самом городе, но приезжаю я редко: почему-то мне кажется, что не стоит так уж часто наведываться в шумное жилище, где помимо матери живут еще и брат с женой и детьми. Нет, мне не читают нотации на тему замужества и не заставляют бросить работу – все эти надоедливые претензии остались в далеком прошлом. Просто там было что-то не так. Как будто заказываешь несколько подходящих комплектов одежды, но как только некоторые из них наденешь, что-то оказывается слишком коротким, а где-то, наоборот, низ тащится по земле. Стоит снять и просто приложить одежду к себе – все снова оказывается впору. В родительском доме возникало примерно такое же чувство.

На третий день новогодних праздников, когда брат с семьей отправились наносить новогодние визиты знакомым, мама приготовила на обед вареный тофу. Вообще, мне с детства нравилось, как мама его готовит. Обычно дети не любят отварной тофу, но мне он нравился еще до начальной школы.

Мама готовит его так: сначала разбавляет соевый соус саке, высыпает в маленькую чашечку стружку из тунца, а потом нагревает это все вместе с тофу в глиняном горшке. Когда содержимое достаточно прогреется, она открывает крышку. Из горшка валит пар. А потом палочками разрезает плотный, круглый комок тофу.

Причем тофу обязательно должен быть из магазина, что на углу, – на третий день праздников он уже как раз вернулся к работе. Об этом мне поведала мама, пока с довольным видом готовила для меня отварной тофу.

– Вкусно, – похвалила мамино угощение я.

– Помнится, ты с детства полюбила тофу, – вспомнила мама.

– И почему у меня никак не получается так его готовить?..

– Ну так у тебя и тофу другой. Такой там, где ты живешь, не продают.

Мама замолчала. Умолкла и я. Все так же молча мы отламывали палочками кусочки тофу, молча обмакивали их в разбавленный саке соевый соус и молча ели. Больше мы не проронили ни слова. Может, говорить было просто не о чем? Хотя темы для разговора вроде были… Но я вдруг перестала понимать, о чем и что говорить. Казалось, ответ был близко, но именно поэтому у меня ничего не получалось. У меня было такое чувство, что, если я заставлю себя заговорить, то сорвусь с обрыва и полечу вверх тормашками вниз.

Что бы сказал об этом учитель? Наверняка что-нибудь вроде: «Ну, знаешь ли… Ладно еще, если бы у меня появилось такое ощущение при встрече с женой через столько лет… Но вы живете в одном городе! Не слишком ли сильные чувства для простого визита к маме?»

Но несмотря на это, в тот день у нас больше не получилось заговорить друг с другом. По-видимому, мы с мамой действительно похожи: мы продолжали избегать друг друга, пока брат не вернулся.

Лучи тусклого январского солнца, пробиваясь сквозь бумажные створки, падали на котацу[14]. Я доела тофу, и мама, забрав горшочек, тарелку и палочки, пошла на кухню мыть посуду.

– Давай я буду вытирать? – предложила я, и она кивнула.

Подняв голову, она неловко улыбнулась. Я улыбнулась в ответ – с той же неловкостью. А потом мы обе молча убирали посуду.

Четвертого числа я вернулась в свою комнату. До выхода на работу оставалось два дня, и я почти все это время просто спала. Это был уже совершенно не тот же самый сон, что в родительском доме.

После двух рабочих дней снова наступил выходной. Отсыпаться мне уже не хотелось, так что я просто валялась, закутавшись в одеяло. Я поставила рядом с кроватью бутылку с чаем и чашку, принесла книги и несколько журналов и лежа листала глянцевые страницы, попивая чай. Даже о еде забыла.

Сев на неубранный футон[15], я приложила туалетную бумагу к кровоточащему порезу на стопе и стала ждать, когда прекратится головокружение. Перед глазами все плыло и мерцало, как на экране еле живого телевизора. Я легла на спину, приложив руку к груди. Ритм сердца и ритм текущей из раны на ноге крови немного отличались.

Когда лампа перегорела, было еще довольно светло. Сейчас же из-за непрекращающегося головокружения я даже не понимала, село ли солнце.