Портфолио мадам Смерти

— Не знаю. Меня их отсутствие скорее насто-раживает, нежели радует. Врагов всегда нужно держать перед глазами. — Мы еще посидели за столом. Любимова дорезала последний батон и полезла в холодильник. — Боже мой, куда все пропадает? Здесь стояла фасоль, я точно помню! Кто мог сожрать банку фасоли? Просто так, без всего?

— Голод не тетка, — философски пожала я плечами.

— Да, но она не тетка и тем, кому эта банка не досталась! А могла достаться! Нужно было спросить: «Никто не против, чтобы я съел/съела фасоль?»

— Да ладно, что тебе эта фасоль? — беззаботно махнула я рукой. То, что продолжали пропадать продукты, меня уже не затрагивало: что воля, что неволя — все равно. — Ты ее не сильно любишь, насколько я знаю.

— Знаешь, я сейчас уже могу что угодно слопать. На безрыбье и фасоль рыба. Что бы мне… О, сгущеночка! — Подруга реально запрыгала по полу, обнаружив продукт, а я, глядя на все это, почувствовала себя героиней очередного реалити-шоу. Только вот нас почему-то не предупредили об этом. То есть мы являемся участниками поневоле, сами того не зная. Подсудное дело, между прочим.

Любимова в это время достала банку советской сгущенки, поставила на стол и полезла в ящик со столовыми приборами:

— Блин, а где открывашка? Кто спер открывашку?

— Ты искать не умеешь, — проворчала я и, поднявшись из-за стола, присоединилась к поискам.

— Можно подумать, ты умеешь! И между прочим, записку у нас в самом деле увели, а ты не верила!

— Ладно-ладно, беру свои слова назад.

Мы еще долго шарили в столе, но нужный прибор так и не обнаружили. В итоге решили орудовать обыкновенным ножом. Это оказалось на порядок сложнее, но тем не менее поставленная задача была выполнена. Банку мы открыли, этим же ножом Катя намазала сгущенку на хлеб и с удовольствием запихнула в рот. Жуя, она вдруг повела носом.

— Чем это пахнет?

Я пожала плечами и показала головой, мол, не чую ничего необычного.

— Может, сгущенкой?

— Да конечно! А то я не знаю, как пахнет то, что я ем сейчас! Нет, это определенно что-то другое.

Катя дожевала, запила водой из чайника и, сморщившись от озарения, сообщила:

— Боже, это пахнет труп индейца! Он начал разлагаться! Почему так рано? Это ужасно, нам придется жить с этим бок о бок!

— Надеюсь, недолго…

— Что? Жить недолго? Ты знаешь, лучше жить и нюхать это, чем вообще не жить!

Я вздохнула.

— Я имела в виду, что, возможно, нас заберут отсюда вскоре. Последняя надежда на девчонок, вдруг они дозвонились докуда-нибудь?

— Ага, дозвонились, и их уже забрали. А про нас они не стали никому говорить — этот вариант более правдоподобен по нашей жизни.

— Господи, почему ты такой циник? Надо верить людям.

— Нет, не надо.

— Нет, надо!

— И все-таки воняет, — вернулась она к предыдущей теме. — Вот ветер подул в нашу строну, и снова я это учуяла.

Я пару раз глубоко вдохнула.

— Да нет. Может, это кровь пахнет? — кивнула я на Кешину комнату, находящуюся с противоположной стороны.

— Нет. Это странно, но кровью вообще не пахнет. Я ж говорю, пахнет, когда ветер дует, а дует он оттуда. — Она показала на комнату Большой Ноги, как я в шутку называла нашего индейца, и снова вернулась к грустным размышлениям о своих друзьях. Где же Женька? Что с ним? И где Па-ша? Что с ними обоими? Живы они или мертвы?..

У меня на глаза вновь навернулись слезы.

Скоро индеец превратится не пойми во что. Он уже пахнет. А потом и Кеша… Нет. Нет, я не допущу!

— Нет! — вскочила я.

— Что с тобой?

Дальше за свои действия я уже не отвечала. Потому рассказ буду вести от третьего лица. Она, эта Юля Образцова, в которую что-то вселилось, подошла к полке, где был оставлен снимок, взяла рядом отдыхавший фломастер и закрасила глаза Иннокентию. Затем она заявила своей подруге Кате, что будет хоронить (!) его, чтобы он не протух, потому что Александров заслуживает самой лучшей участи. И даже если ее подруга Катя ей не поможет, Юля сделает это самостоятельно. После этого кто-то, в меня вселившийся и выдающий себя за меня, достал из ящика большой половник за неимением лопаты, прошелся до своей комнаты, снял покрывало с постели, чтобы завернуть в него тело темнокожего друга, и отправился прямиком в комнату убитого.

Катька, зачарованная происходящим, нашла-таки в себе мужество не перечить этому существу, вселившемуся в ее подругу, и заявила, что поможет. В результате возле роковой двери они оказались обе. Обе же ее и раскрыли. И обе же в один и тот же миг увидели залитый кровью пол, на котором не было мертвого тела.

После того запоминающегося открытия я поняла, что я — это я, и стану теперь говорить о себе от первого лица.

— Подруга, да у тебя связь с космосом открылась, — сказала мне Катя. — А все плакала, интуиции у меня нет, интуиции нет…

— У меня ее и нет. Я действительно вознамерилась похоронить его. И не успела… Его унесло это чудовище, которое забрало Фелю, Фалю, Пашу и Женю. Оно теперь будет творить с ним что-то… Делать из него восковые фигуры или я не знаю что… Разрубит на куски и замаринует на зиму, а потом будет кушать на Новый год! — У меня предательски затрясся подбородок. Нет, не плакать, не плакать…