– Еж ты мое-е! – схватился за голову Аверьян. – Апрелька! Как же ты туда, миленький?
– Это он его туда заныкал, Чен. От нас, чтоб, – с тихой яростью в голосе сказал бугор, – игрушки играет. – Он говорил о помощнике в настоящем времени, – апрель свой празднует. По первым числам. Понял я…
Аверьян обалдело уставился на бугра, до него тоже начало доходить…
– А сосиску эту в буфете взял, – добавил бугор, – упаковщик херов, с мясокомбината… – Он со злостью кивнул вниз, в базу. – Из-за него все, из-за кабысдоха этого, Апреля недоебаного. – Он посмотрел вниз еще раз и жестко сказал Аверьяну: – Ну-ка, давай его сюда, морду блядскую.
Аверьян спустился вниз по приварной металлической лесенке, взял Апрельку на руки и протянул его наверх, к полу, со своей, нижней стороны. Бугор перехватил собаку. Апрель с бешеной радостью вылизывал лицо и руки хозяина, подвывая при этом от счастья.
– Радуешься, сука? – спросил его бугор. – Ну, щас ты у меня зарадуесся.
Двумя руками он перехватил псину за задние ноги и опустил его головой вниз. Апрель жалобно вякнул и сделал попытку вырваться. Игра эта была ему непонятна.
– По косой, говоришь, плохо получится? – спросил бугор неведомого собеседника. – Дерево, говоришь, надо?
Пес продолжал извиваться в его руках и поскуливать.
– Ты чего, бугор? – тревожно спросил его снизу Аверьян. – Чего надумал?
– А ничего, – ответил машинист и, резко развернув вполоборота корпус, с размаху ударил по круглому корпусу вентилятора, что обдувал левый поворотник. Ударил Апрелем, его головой.
– Ничего, говорю, особенного. – Он размахнулся снова и в точности повторил движенье.
Боли Апрель не почувствовал никакой – не успел даже удивиться. Собачий череп раскололся с первого удара, забрызгав кожух вентилятора и немного пол вокруг него. Второй удар был лишний, из командирского принципа. Не выпуская безжизненного тела из руки, бугор подошел к двери на улицу, протянул туда Апреля и разжал кулак. Труп полетел вниз, в заполярную апрельскую полутемь, и мягко шмякнулся о мерзлый грунт.
– В отвал, – подвел итог бугор и захлопнул дверь.
…Все время убивания Аверьян простоял на приварной лесенке, высунув голову наружу, выше уровня пола, и онемев.
– В отвал его после, – повторил бугор свой вердикт и, посмотрев на Аверьянову голову, кивнул в сторону улицы. – Туда же…
Аверьян услышал и словно очнулся.
– Тебя… – сказал он тихо и сжал зубы.
– Чего? – переспросил бугор, хорошо не расслышав помощника. – Кого?
– Тебя, падлу. – Аверьян выбрался из подпола и отчетливо повторил: – Тебя в отвал надо… Падлу паскудную, морду хохляцкую. – Страх в его глазах пропал окончательно, и что-то новое, бесстрашное и бесшабашное родилось у него внутри. – Одного убил, а теперь другого, значит, тоже порешил? – Он сделал по направлению к бугру два шага. – Он же любил тебя больше нас всех, Апрель-то. Его-то за что, мразь?
Бугор вытаращил глаза на помощника, свою вторую руку, и пораженно спросил:
– Ты что, совсем ебанулся, парень? При чем здесь хохляцкая, а?
– При том, – сквозь зубы тихо ответил Аверьян, – при том, что и на Алихановке вы все решали – кому работу давать, а кому – скатертью дорожка, и получилось, что скатерть-дорожка нам вышла, русским, а вас, хохлов тупых, буграми садили всегда, и на шагающие, и на экэгушки. И здесь тебя, гниду, тоже бугром посадили, на Ченову погибель и на Апрелеву тоже. – Он нагнулся и поднял с пола ключ на тридцать два, что при падении выпал из Ченова ватника. – Скажешь, что убил, понял? – Он пошел на бугра с занесенным ключом в руке. – Обоев убил… – Аверьян уже приблизился к бригадиру вплотную и теперь ждал его ответа.
– Ладно, раз так, – согласился бугор, – скажу, если хочешь. – И протянул вперед руку, за ключом.
Теперь, получив его согласие, Аверьян не знал, что делать дальше. Но знал бугор, на то он и был бугром…
Он взял протянутый ключ и с размаху, ловко и по-хитрому пригнувшись, не давая помощнику опомниться, со всех сил ударил его ключом по правой ноге, чуть выше щиколотки. Аверьян завалился на пол, как мешок с картошкой. Боль пронзила ногу и была такой, как если бы кость надломилась от переехавшей ее телеги, груженной тоже картошкой, но доверху, под завязку. Бугор отложил ключ в сторону и удобно разместился верхом на помощнике, всей бригадирской тушей.
– Ну, сначала за хохляцкую морду, – сказал он и, коротко размахнувшись, нанес первый удар справа. Кулаком в лицо. Получилось во все лицо, целиком, почти без остатка. Брызнула кровь.
– А это за сволоту твою предательскую, – добавил бугор и повторил слева. То же и так же, с кровью, но уже большей.
Аверьян захрипел и попытался выдавить через кровавую пену какие-то слова.
– После, после скажешь, – успокоил его бугор и объявил: – А это, чтоб место свое знал всегда, как водится на разрезе. – Он прицелился, высмотрел на лице у Аверьяна наименее пострадавший участок и опустил туда кулак сверху, заскорузлым торцом…
Аверьян очнулся оттого, что кто-то брызгал ему в лицо водой и аккуратно обтирал влажной тряпкой. Он с трудом открыл один глаз, второй – затек совершенно.