Портнихи Освенцима. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить

Браха с Катькой покинули лагерь в той же группе, что и Рене с Иреной; они провели в Освенциме тысячу дней. Пессимисты ошиблись: они покинули лагерь не через дымоход крематория. Конечно, шли они не в братиславскую кофейню за дессертами с кофе. Но было важно держаться вместе и не прекращать путь.

Тяжело больных оставили в лагере, вместе с теми, кто спрятался, надеясь, что выжить в покинутом лагере будет проще, чем по дороге в неизвестность. Некоторых оставшихся с удовольствием застрелили эсэсовцы, по-прежнему время от времени патрулирующие территорию лагеря. Некоторые погибли от недоедания, холода или болезней. Счастливчики, самые стойкие, бродили по заброшенному лагерю в поисках еды и одежды. Во многие хранилища уже вломились, и из них можно было выудить какую-то одежду.

В последние дни работы лагеря на запад отправилось огромное количество поездов; рабочие «Канады» бродили по пустеющим коридорам и зданиям. Тридцать бараков «Канады» в Биркенау были настолько забиты вещами, что опустошить их вовремя не представлялось возможным. Некоторые из них подожгли. Огонь полыхал несколько дней.

Всего в лагере осталось около 7500 заключенных. Среди них была Режина Апфельбаум, портниха из Трансильвании, которую один эсэсовец тайком приводил в ателье для пошивки вещей своей любовнице Лилли. Родственники Режины, чьи жизни она спасла этим тайным занятием, слишком ослабли, чтобы ходить, поэтому спрятались в одном из бараков. Режина была с ними, когда дверь барака заперли, и им сообщили, что барак подожгут, как остальные хранилища.

Через какое-то время советский солдат выбил дверь барака. Он кое-как по-венгерски объяснил, что лагерь освободили, и они могут уйти или остаться, если хотят. А эсэсовец, приказавший Режине шить для него одежду, на следующий день после освобождения Освенцима отравил Лилли и застрелился{370}.

Советские солдаты пришли днем 27 января 1945 года. Несмотря на то, что Красная армия уже освободила лагерь смерти Майданек, ничто не могло подготовить солдат к тому, что они увидели за колючей проволокой Освенцима. Среди многих жутких находок, от которых кровь стыла в жилах, они обнаружили остатки награбленного в «Канаде» – больше миллиона предметов. Есть фотография, на которой советский солдат в объемной зимней военной форме стоит у горы ботинок, которая возвышается у него над головой. Люди, носившие эти ботинки, превратились в прах и обломки костей, а прежде были дрожащими фигурками, которые на последнем дыхании плелись на запад. Этот процесс получил название Todesmärsche[38].

На этих маршах кожаные ботинки промокали насквозь. Деревянным башмакам было еще хуже – они становились тяжелым и холодными. Надувались и лопались волдыри, кожа стиралась, заключенные оставляли за собой окровавленные следы. Заключенным пришлось отойти на обочину, когда мимо проехал конвой напуганных немцев в плотно набитых машинах и грузовиках. Немцы возвращались в родной рейх, где они надеялись оказаться в безопасности. Проезжая мимо, грузовик с конвоем обрызгал всех грязной холодной снежной жижей.

Время от времени группам приказывали проводить перекличку. Гуня услышала, как мужчины выкрикивают: «Команда портных», «Команда башмачников»… Потом женщины подали голоса: «Команда прачек», «Команда портных»…

Портнихи всеми силами старались держаться вместе, даже когда их колонна поредела и утратила некую организованность, что было неизбежно. Гуня была еще слаба после болезни, но вела себя на удивление спокойно. Теперь она должна была присматривать за подругой, Рут Рингер, которой в Биркенау пришлось намного хуже, чем тем, кто обрел убежище в Штабсгебойде.

Часть колонны отделилась и направилась на северо-запад. Портнихам не повезло оказаться среди тех, кого вели более тяжелой дорогой. Сколько им еще идти? Уже даже самые сильные едва передвигали ноги. Но они держались вместе, пока колонна змейкой двигалась по проселочным дорогам.

Друзья поддерживали слабеющих близких, тащили их на себе. А те, кто не имел друзей, к несчастью, получал пулю сразу же там, где упал. Когда колонна заключенных уходила, местные жители выходили забрать трупы и похоронить их. Тысячи трупов без имен, отличительными признаками служили лишь татуировки да обрывки одежды{371}.

Первой ночью – вернее, на рассвете первого дня – обессилившие портнихи повалились в хлеве, когда всем разрешили отдохнуть.

У Гуни сильно опухли ноги, но она знала, что снимать обувь нельзя, потому что надеть ее снова уже не получится. Браху тоже предупредили: «Не снимай ботинки, а то ноги окоченеют!»{372}. Оставленную без присмотра обувь крали по ночам. Идти босиком было нельзя, это влекло за собой обморожение ног и скорую смерть.

Ирена даже не добралась до хлева. Она так устала, что не могла подняться. Услышав приказ «стоять», она тут же упала на дорогу и мгновенно уснула.

Рене ее встряхнула, чтобы разбудить.

– Может, нам сбежать?..