Портнихи Освенцима. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить

Это путешествие на поезде было самым ужасным. Когда женщины толкались или ввязывались в драку, пьяные эсэсовцы вслепую стреляли по толпе. В открытых вагонах суровый ветер обдувал лица; ноги горели от холода. Браха с Катькой по-прежнему были вместе, Гуня и Рут – тоже. С наступлением рассвета каждый заключенный погружался в свой личный ад, понемногу – или стремительно – сходя с ума от лихорадки, бактерий, голода и жажды.

После того, как они прошли через немецкую границу, Гуня будто бы начала узнавать знаки: Франкфурт-на-Одере, Берлин. Браха как-то выглянула через щель деревянной стены вагона и увидела картину – разрушенные бомбами здания, от которых остались только камины. Прямо как в ее старом сне. Может, это было предзнаменование?

Когда поезд остановился, из него стали выкидывать трупы. Перед немецкими гражданами предстали одичавшие, оледеневшие создания будто из другой вселенной; было трудно поверить, что когда-то это были студентки, портнихи, жены, матери, учительницы, врачи… люди.

Новая вывеска: Равенсбрюк.

Женщин перебросили в концлагерь Равенсбрюк, как выбрасывают мусор на помойку. Лагерь уже был переполнен, когда в него привезли переживших тяжелое холодное путешествие. Было три часа ночи. Зажглись дуговые лампы. Женщины упали на свежий снег и принялись его лизать, будто это была еда. Браха подняла взгляд и увидела, что над ней стоит эсэсовка Мария Мандль. Мандль спокойно сказала:

– Вы все должны ясно понимать, вы не имеете права на жизнь{376}.

Некоторые заключенные Освенцима повалились на пол огромного здания. Некоторые опустились на корточки в брезентовой палатке, где и без того теснилось 8 тысяч женщин. Это было болото мочи, испражнений и отчаяния.

Ветераны Равенсбрюка собрались вокруг новеньких, которые были готовы отдать все за одеяло или плед. Те, кому отдавать было нечего, пытались красть. Стояла жуткая вонь.

– Нас убьют газом! – воскликнула Маришка, кузина Гуни, из палатки, с ужасом заметив запах. – Мы утром не проснемся!

Гуня, как всегда, сохраняя хладнокровие, сказала Маришке успокоиться и лечь спать. В конце концов, они либо проснутся, либо нет{377}.

Утром они поняли, что это за запах. Это не газ, а бензиновые пары.

Лагерная полиция, вооруженная резиновыми дубинками, не стеснялась бить по толпе изголодавшихся женщин, когда им наконец принесли чан супа. Гуне к нему подобраться не удалось. Ее подруга Рут даже ходить не могла, не то что бороться за еду.

Каким-то образом Гуня узнала, где поселили остальных портних из Освенцима. Солидарность портних в очередной раз спасла чью-то жизнь. Их поселили с бывшей главой Штабсгебойде, коммунисткой Марией Мауль. Мауль смогла раздобыть всем еды и даже нашла им занятие – штопать мешки. Гуня и Рут к ним присоединились, и Гуню назначили ответственной за распределение еды по команде. Теперь, вместо измерения ткани для клиентов сантиметром, Гуня отмеряла порции хлеба карандашом и линейкой.

Всю команду мучил один вопрос. Где Марта?

Ответа никто не знал.

Подруг-француженок из освенцимского ателье они тоже не нашли. Алиду Деласаль и Марилу Коломбен к тому времени уже перевели с другими политзаключенными в Маутхаузен, концлагерь в Австрии, где они занимались чисткой железной дороги на станции{378}.

На главной улице Равенсбрюка Браху ждала неожиданная встреча. Среди массы потерянных и забытых заключенных она увидела сестру Ирены, Кете Когут. Ее муж, Лео, работал в подпольной типографии, им обоим какое-то время удавалось скрываться и избегать депортации. Но когда Лео арестовали, Кете поняла, что не может справиться в одиночку, и сдалась в руки гестапо. Ее единственное преступление – еврейская кровь. Кете была измучана голодом и тифом.

– Идем со мной, – умоляла Браха, не намеренная сдаваться.

Кете поежилась и ответила:

– Я здесь умру, я ведь знаю, что Лео тоже умер. Он не мог бы этого пережить.

Брахе не удалось ее переубедить. Кете умерла вскоре после их встречи – еще одна жертва нацистов. Ей было всего двадцать шесть.

«Скоро наступит мир», – Гуня Фолькман{379}.

Одним солнечным днем Гуню, Браху, Катьку и остальных портних собрали вместе и сообщили, что они покидают Равенсбрюк; хорошо это или плохо – никто не знал. Под присмотром лидера блока Марии Мауль команда отправилась к ближайшей железнодорожной станции. Вдали от лагеря воздух казался невероятно чистым. Женщин рассадили по местам в настоящем пассажирском поезде, где они получили порции хлеба, варенья и маргарина. Эта доброта невероятно обрадовала женщин, едва ли не доведя их до истерического состояния.

После долгой поездки они дошли до своего нового лагеря. Это был Мальхов, один из спутников Равенсбрюка, лагеря строгой скудности и голодного порядка. Их бараки – всего 10 маленьких блоков на 5 тысяч женщин – были деревянными и выкрашенными в зеленый цвет. Лагерь окружал густой темный лес. Заключенные Мальхова быстро опустились до поедания травы и древесной коры – настолько малочисленны были запасы еды.