Портрет А

Возможно, вам покажется, господа, что требовать от поэта подобных экспериментов над самим собой — это чересчур, не говоря уж о том, чтобы требовать большего. Можно также предоставить поэта его собственной судьбе, перестать заниматься им и отказать ему в любой попытке прикоснуться к поэзии. Таких случаев сколько угодно. Кайуа написал: «Поэт не имеет права на независимость».^{154}

И в этих словах много правды, хотя относятся они скорее к научной поэзии. Поэзия не гарантирует величия, она его сопровождает, это его опознавательный знак. Без поэзии нет совершенного величия.

И поныне часто цитируют восьмой параграф из Сен-Мартена,^{155} которого именуют неизвестным философом: «Писать стихи следует лишь после того, как сотворишь чудо, ибо иного предмета для восхваления у стихов быть не должно».

Наконец есть один, новый поэтический журнал, который пренебрежительно относится к поэтам в буквальном смысле слова, публикует лишь мистиков или мыслителей,^{156} в произведениях которых поэзия действительно достигает самых возвышенных форм, приближается к вершинам. У тех, кто сумел вырваться из самого себя, благодаря внешним, божественным силам или благодаря упражнениями в аскетизме, у тех, кто достиг высшей степени смирения или милосердия произведения, лишенные даже ритма или изысканного подбора слов и образов, имеют совершенно незаурядное звучание.

Читайте Библию, Упанишады, Магомета, Кабира, тибетского мистика Миларепу, Лао-цзы^{157} — и вы услышите поэзию, даже там, где речь идет о самых земных вещах.

Дамы и господа, несмотря на все те тенденции в поэзии, о которых я говорил, не нужно думать, что она принадлежит лишь исследователям, высоколобым, психологам или же созерцателям.

Некоторые поэты лишь опосредованно использует современные достижения. Эти поэты обладают (по крайней мере, временами) даром невинности, доверия к жизни, к сиюминутному, к тому странному положению, что занимает человек на Земле. «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное».^{158} Эти евангельские строки здесь, в области поэтического, как нигде кстати.

Мир для поэта находится в вечном рождении, чувство делает его «совершенно новеньким» или же — на удивление вечным. Поэт всегда любит впервые, ему даровано чудо увидеть дерево в первый раз. Восхищенный поэт путает свою жизнь с жизнью дерева и теряется в пространствах. Нет ничего ясного, и все прозрачно, и необходимо все тут же познать.

Любому настоящему поэту, даже если он на какое-то время становится экспериментатором и аналитиком, ведомо это редкое переживание: ты вдруг и совершенно отрываешься от человечества и попадаешь в мир, который никому ничего не должен. В стихах, что я сейчас прочту, Поль Элюар и Жюль Сюпервьель выразили его вечную нетронутость и его миражи, «поэтический элизий».

Светает я тебя люблю всей ночью в венах
Всю ночь я на тебя смотрел
Мне обо всем осталось догадаться,
Я верю сумеркам они дают мне власть
Тебя укутать
И растормошить и волю к жизни
Хоть сам я в неподвижности застыл^{159}
Они дают мне власть тебя открыть
Освободить и снова потерять
При свете дня невидимое пламя

Уйдешь — а там за дверью виден свет
Уйдешь — а там за дверью виден я

И надо бы чтобы одной улыбке
Годились все на свете имена

Поль Элюар^{160}