Портрет А

Когда видишь, как он с превеликой осторожностью наливает несуществующую воду из несуществующего кувшина на несуществующее полотенце, протирает им лицо и выжимает несуществующее полотенце, как это обычно и делается, тогда вода, которой не видно, но она присутствует въяве, обретает жизнь, становится своего рода галлюцинацией, и если актер уронит кувшин (которого нет), а вы сидите в первом ряду, то вы вместе с ним почувствуете, что вас обрызгало.

Бывают пьесы, полные действия, в которых перелезают через несуществующие стены по несуществующим лестницам, чтобы украсть несуществующие сундуки, и после такой пьесы выходишь вымотанный до предела.

В комических пьесах часто бывают длинные фрагменты пантомимы, которая практически ничем не перемежается.

В пантомиме — этом языке влюбленных — есть что-то изысканное, она лучше слов, естественней, значительней, в ней больше связности, непосредственности, она не так смущает, больше свежести, чем в любви, меньше преувеличения, чем в танце, больше домашнести, и можно изобразить все, никого не шокируя.

Я, например, видел, как один правитель, который путешествовал инкогнито, жестами предлагал девушке с постоялого двора разделить с ним ложе.

Она отвечала таким же образом, перечисляя, почему это невозможно.

Такие предложения всегда с трудом отделимы от чувственности. А тут, что любопытно, ее не было. Причем ни тени, хотя все продолжалось добрых четверть часа. На юношу напало что-то вроде наваждения. Всех, кто был в комнате, это забавляло. Но в этом наваждении не было ничего неприятного. Оно было не из плоти, а только едва намечалось контурами, как лица, которые иногда видишь во сне, ничего лишнего.

* * *

Китайский стиль, в особенности стиль самых древних текстов, — это что-то невероятное. Никакого развития сюжета, никакого однонаправленного линейного развития.

Вдруг — раз: споткнулись, дальше дороги нет. Древнекитайский текст всегда кажется бессвязным. Всюду какие-то обрубки. Где-то он выглядит куцым. В наших текстах, по сравнению с ним, кажется, полно изысков, а между прочим, самая богатая грамматика, самая подвижная фраза — это ведь только декорации для фрагментов мысли.

Китайская мысль, китайская фраза об этом не заботится. Она так и остается набитой — как сундук, а если предложения льются связно, то это инициатива переводчика.

От этих текстов веет безыскусным величием.

Этот невероятный стиль находишь и в философских текстах Лао-цзы и Чжуан-цзы,^{92} и в воззваниях, с которыми обращался к китайцам Гао-Ди (крестьянин, ставший императором),^{93} а У-Ди использовал его в послании предводителю гуннов.^{94} Это стиль экономии слов.

* * *

Ничто не сравниться со стилем Лао-цзы. Лао-цзы бросает вам здоровый булыжник. И уходит. Потом бросает еще один булыжник и снова уходит; эти булыжники — фрукты, хоть и жесткие до невозможности, но, естественно, старый мудрый угрюмец не станет для вас снимать с них шкурку.

* * *

Лао-цзы знает, что говорит. Он прикасается к самым основам. Ему знаком язык бесспорного. А все-таки его не поняли. «Если Дао можно выразить словами, это не настоящее Дао».^{95} Такая малость! Такое величие! Такая непостижимость!

«Как получается, что большие реки главнее горных потоков и бурных притоков?

Они умеют оставаться внизу».

«Работайте посредством бездействия.

Для бездействия нет ничего невозможного…»

Растворите свое существо и свою деятельность, и Вселенная будет вам подвластна.

Его ученики даосы уделяют больше внимания магии, чем нравственной стороне дела.

Если человек смог добиться такого растворения, для него не будет преградой ни материя, ни явления природы.

Один охотник поджег лес, чтобы вспугнуть дичь. Вдруг он увидел человека, который вышел из скалы. Потом этот человек неторопливо прошел сквозь огонь.

Охотник побежал за ним.

«— Скажите, как это вам удается проходить сквозь скалы?

— Скалы? Что это, скалы?

— И еще я видел, как вы прошли сквозь огонь.

— Огонь? А что вы называете „огонь“?»

Этот даос достиг совершенства, полностью растворился, и для него все было едино.

В другой раз он жил среди львов, и львы не замечали, что он — человек. Они не чувствовали в нем ничего чужеродного.

Вот такая гибкость приходит с пониманием Дао. Это высшая точка саморастворения, о которой мечтало столько китайцев.

* * *

У китайцев не бывает безумного вдохновения. Особенность китайских городов — грандиозные ворота. Перво-наперво нужно себя защитить. Не обязательно внутри горделивых строений, больше подходят солидные ворота, хорошо укрепленные и предназначенные, чтобы нагнать страху, да и просто пустить пыль в глаза.

У китайской империи, в отличие от всех прочих стран, есть Китайская стена. Перво-наперво нужно себя защитить.

Особенность китайских построек — их крыши. Перво-наперво нужно себя защитить.

Повсюду у них большие экраны, да еще ширмы и, естественно, запутанные лабиринты. Перво-наперво нужно себя как следует защитить.

Китаец никогда не чувствует себя непринужденно, он всегда настороже, и вид у него, будто он член тайного сообщества.