Портрет А

Как правило, молодой человек попадает в Индию неподготовленным, имея за плечами лишь опыт измененных внутренних состояний, полученный благодаря галлюциногенам, и в тамошней атмосфере или в выбранной наугад священной книге он обнаруживает что-то смутно близкое. Так он получает толчок, испытывает подъем, обретает способ ощущать вокруг себя бесконечность, которая с ним говорит и многое ему открывает, являясь напрямую, без посредников. Индус стремится увидеть божественное во всем, независимо от того, употребляет он наркотики или нет, и это отношение странным образом напоминает западному юноше нечто уже знакомое, только здесь оно вошло в реальную жизнь и даже почти общепринято.

В Упанишадах и Пуранах, в великих эпосах, например в Махабхарате, как только текст выходит за рамки исторических событий — то же стремление к неосуществимому и так же священное переступает границы, отведенные ему в жизни.

И не один лишь пантеизм[62] (который нельзя свести к многобожию, даже если допустить любое многообразие богов) берет начало от этого порыва, безграничного стремления все обожествлять. Есть и еще нечто, к чему можно подступиться в отдельных редких состояниях… это — ощущение Духа во всем.

Чувство не-раздвоенности, так или иначе знакомое каждому, кто экспериментировал с психоделиками, снова и снова обнаруживается во многих индийских книгах, не только в их поэтике, но и в героике — в таких гимнах, как Упанишады, не-раздвоенность с восторженным воодушевлением торжествует над раздвоенностью, стирает различия и неоднородность.

Гимн для этого самая подходящая форма, рядом с которой христианские литании с их боязнью противоречий, такой близкой нам всем, — выглядят неказисто.

Гимны во имя возбуждения, исступления, гимны, призванные победить, преодолеть и отринуть противостояние.

В великих литературных памятниках индуизма можно обнаружить не только стремление к слиянию, к объединению, но и еще одно довольно сильное стремление, которое может показаться абсурдным, — стремление представить схожими самые отдаленные, разнородные вещи. Это тоже напоминает человеку, испытавшему действие наркотиков, что-то знакомое — владевшее им желание связать самое далекое — с самым близким, самое чуждое — с самым родным, объединить их в одно целое, в единую общность — или в весьма неожиданные пары.

Мания объединения проявляется еще и в натянутых сближениях, в которых теряется логика, смысл и чувство меры, — они подошли бы скорее теологам, а не поэтам.

В Упанишадах, например, проявляется безумная, необузданная страсть к аналогиям.

Параллели, настолько выходящие из ряда вон, что становится неловко, выстраивание запредельной системы сближений, нагроможденные сравнения — все это воспринимаешь как пытку.

Если это — казуистика, игра, то такая игра, в которой почва уходит из-под ног, теряются привычные ориентиры.

Странная выходит встреча.

И не могла ли эта страсть к преувеличениям, этот запал максимализма, это сумасшедшее многословие сыграть свою роль в создании индусских космогоний, которые завораживают своими циклами из 311 040 миллиардов человеческих лет и поглощением мира Брахмой.^{131} У западного человека такая непомерность вызывает ощутимый дискомфорт.

Немаловажно, что хотя этот набор преувеличений сначала считали бессмыслицей или порождением дьявола, потом — поэзией, потом — бредом, и неизменно — чем-то иррациональным, тем не менее из всех вариантов сотворения мира, придуманных людьми (на смену мелочной смехотворной иудео-вавилонской космогонии) индуистская легенда по своим масштабам наиболее соответствует представлениям современной науки о космосе — его необъятных пространствах, звездном времени, скоплениях галактик. Индийский взгляд не потребует расширения, в отличие от многих других. Что дало повод одной индусской знаменитости сказать: «Индуизм — одна из самых подходящих на Земле религий для восприятия как нынешним сознанием, так и сознанием потомков».

У этой религии есть и много других свойств, которые ее выделяют и открывают для обновления (с тех пор, как она отказалась от большинства своих богов, ставших не нужными). Что это за свойства?

Во-первых, это религия прометеевская.[63] Она исходит из победы человека над тайными силами. И не только при помощи йоги.

Здесь в большинстве священных книг встречаешь человека, равного богам, аскета, искателя скрытых человеческих возможностей.

В этом и состоит индийский ответ наркотикам.

Если наркотики открывают путь, помогают различить нечто, то они — всего лишь один из этапов. Хотя бы и будоражащий, даже сверхъестественный.

Наркотики — переориентация сознания. Первый этап изменений.

Следующий этап — аскетизм.

То, что далось как подарок, без усилий или даже в результате ухода от них, нужно обрести заново, приложить усилия и, отказавшись от легкости и простоты, встать на путь трансцендентального.

IV

Почему я прекратил принимать мескалин?

На него нельзя положиться. Нельзя управлять ситуацией по своему усмотрению.

Тогда, может быть, другие, менее сильные средства? Но они и менее интересны.