Портрет Алтовити

Да, их сожгли, а отец убежал от Гитлера и женился на матери, которая была – пусть так! – их плотью, продолжением их плоти, – заторопился доктор Груберт, следя почему-то за быстро летящей по небу луной, от которой каждое следующее мгновение отрывалось по небольшому клочку. – Да, вот так повернулась жизнь. Да, ужасно. Но когда она была иной? Жизнь? Когда она была не ужасной? Если бы отец и тот человек, тот офицер или солдат, который физически загнал их в эту печь, если бы это было одно и то же лицо – те же самые руки, ноги, голова, живот, – да, тогда это действительно было бы кощунственным, а так? Разве люди решают что-нибудь? Разве эти мальчишки восемнадцати лет, эти дети, разве они выбирают, как им жить и за кого им умирать? То, что с ними делают, – это и есть язычество, потому что их берут и приносят в жертву. Да, именно так, в жертву, в жертвенный костер, тем же самым деревянным идолам, которые только называются сейчас по-другому! И ничего не изменилось, никуда это не сдвинулось, ни на йоту! Но люди не видят этого!

Он не мог больше лежать и вскочил. Сердце звонко екнуло в темноте.

Айрис утверждает, что это потому, что я сам – плод какого-то несусветного брака, противоестественного! Что от этого все и пошло! Вся его болезнь, вернее, не болезнь, а его особенность, его непохожесть ни на кого! Ставшая в конце концов болезнью! Из-за которой он не может прижиться ни в одном человеческом общежитии! Нигде! Никогда! Он останется самим собой, но ему будут мешать, давить на него, и он измучается от того, что его будут пытаться сделать «нормальным»! Значит, для него остается одно: спрятаться внутри диагноза. И нам с Айрис нужно смириться с этим, никуда не денешься!

Он знал, что уже не заснет. Ему хотелось позвонить кому-то, услышать человеческий голос. Может быть, спуститься вниз, в ресторан, посидеть в баре?

Какой бар после такой операции!

Элла! Вот кого бы ему хотелось сейчас увидеть. Какая она спокойная. В сущности, он ведь совсем и не знает, какая она. Кажется спокойной. Нет, это неверное слово: защищенной. Вот это точнее. Кто-то как будто защищает ее, и она в свою очередь защищает того, кто рядом.

«Позвоню ей завтра, – быстро, с облегчением подумал он, – если ничего не случится, я завтра же ей позвоню. Я ведь могу ей все рассказать. Просто взять и рассказать».

И так легко ему стало от мысли, что есть Элла, которой он возьмет и все расскажет, – перед глазами блеснули ее спокойные внимательные глаза – так легко ему стало, словно кто-то открыл форточку и вся комната наполнилась белизной и ветром океана.

Доктор Груберт поворочался на громоздком гостиничном диване и неожиданно заснул.

…ему показалось, что наступило утро. Он был один и очень торопился на кладбище, где вчера похоронили Николь. Целью его прихода было купить место для своей будущей могилы. Он зашел в контору, стряхнул снег с башмаков и быстро выбрал себе замечательный кусок земли в самом центре.

Рядом с позеленевшим от времени грязным белым ангелом.

Доктор Груберт наблюдал происходящее как бы со стороны.

Вот он отсчитывает полторы тысячи долларов, потом добавляет к ним еще мелочи, платит и ждет, чтобы женщина, лица которой он почему-то не видит, выдала ему квитанцию, что деньги получены.

Но женщина начинает отрицательно мотать головой. Доктор Груберт настаивает. Как же это: не дать никакого подтверждения? Женщина раздражается и быстро отвечает ему на чужом языке, слегка похожем на язык Снежаны-Джейн, но доктор Груберт понимает каждое слово.

Она объясняет, что раз могила нужна самому клиенту, то квитанции не полагается.

Квитанцию получают только тогда, когда оплачивают могилу для другого.

– Зачем вам квитанция? – издевается женщина. – Вы же для себя купили! Себе – лично! Куда вы ее денете, эту квитанцию?

– Это мое дело, – терпеливо настаивает доктор Груберт, – а вас я прошу выдать мне квитанцию, потому что вы не имеете права брать с человека полторы тысячи долларов в обмен на воздух!

– Не дам я вам никакой квитанции! – грубит она. – Вам не нужно!

– Тогда я прошу вернуть мне мои деньги.

– Виталий! – кричит женщина, и доктор Груберт ничуть не удивляется, услышав это странное имя.

Появляется Виталий, лица которого доктор Груберт тоже не видит, хотя Виталий стоит прямо перед ним и он огромного роста.

– Я хочу получить обратно свои деньги, – объясняет доктор Груберт, – или квитанцию, подтверждающую, что место куплено и я могу им распоряжаться.

– Сюда, сюда, – бормочет Виталий и слегка подталкивает доктора Груберта в соседнюю маленькую комнату.

Дверь за ними захлопывается. В комнате нет окон, а потолок скошен, и вся она похожа на тот ящик, в котором вчера лежала нарумяненная Николь с полураскрытыми ресницами.

– Wozu brauchst Du die Quttung?[28] – спрашивает Виталий.

– Вы немец? – удивляется доктор Груберт.

– Franzose[29], – отвечает Виталий и изо всей силы ударяет его в лицо.