Портрет баронессы Зиммерштадт (СИ)

Он собирался стать врачом и посещал публичные лекции с вскрытиями трупов. Я поначалу сопровождал его, но потом бросил. Трупы меня не привлекали. Оливер продолжал ходить на лекции, и вот там-то он и познакомился со своей новой любовью. Он рассказывал мне об очередной пассии в самых восторженных выражениях. Я сделал вид, что рад и всячески поощрял его в этой любви, хотя на самом деле считал, что это всего лишь увлечение. Скоро оно пройдёт, и он поменяет эту пассию на другую, как случалось не раз. Пока же он ходил сам не свой от счастья и говорил о предложении руки и сердца, которое он ей сделает. Меня всё это угнетало. Я, хоть и в глаза не видел его новую бабу, заранее считал её уродкой, ненавидел её и ревновал.

Только через неделю Оливер, ставший вдруг скрытным и суеверным, сообщил мне её имя: Клелия, и показал платок, который она ему подарила. Я был потрясён. Это был платок Клелии Трейси, дочки тюремного надзирателя! Я узнал вышивку на бахроме и вензель. У меня дома в тайнике хранились точно такие же, но испачканные кровью.

Я выследил эту влюблённую парочку. Битый час смотрел, как они гуляют по бульварам, а когда они расстались, быстро подошёл к Клелии. Она изумилась, увидев меня. Я прямо объявил ей, что имею виды на графа Оливера. Он должен принадлежать мне. Мне одному. Я начал рассказывать о непостоянстве графа, о его любовницах, но Клелия, не дослушав, расхохоталась и заявила, что нисколько его не любит. У неё, оказывается, в провинции уже есть жених, гораздо более достойный и богатый, чем граф Оливер, и она в ближайшее время выйдет за него замуж. А с Оливером крутит просто так, от скуки. Ещё она призналась, что самым счастливым временем в её жизни были часы, проведённые со мной в зале для экзекуций. Она была без ума от меня, особенно в те минуты, когда я дрочил на умирающих мужиков, но не могла признаться в этом, потому что я принял бы её за сумасшедшую. Надо действительно быть сумасшедшей, чтобы влюбиться в того, кто дрочит на умирающих. Она так и сказала мне: я сумасшедшая, потому что любила тебя, да и сейчас люблю.

И тут же, за столиком в полупустом кафе, написала Оливеру письмо, в котором отвергала его ухаживания и называла болваном. Письмо было отнесено на почту.

Несколько дней я не видел Оливера. По слухам, он уединился в своём загородном поместье. Я, конечно, понимал, что любимый мой переживает, но, учитывая особенности его натуры, был уверен, что скоро это пройдёт.

И вот вечером мне принесли от него записку. Оливер просил немедленно приехать к нему в Венстон, и постараться успеть до полуночи. Он сейчас один в доме, всех слуг он отослал, дверь не заперта. Меня заинтриговала такая срочность, и главное - упоминание полуночи. Ехать было далеко, но я взял карету и поехал. В мыслях моих роились эротические фантазии. Я представлял, как Оливер кинется мне на грудь, и как я, весь возбуждённый, с текущим пенисом, буду обнимать его, целовать залитое слезами лицо и шептать слова утешения.

Действительность намного превзошла мои самые смелые ожидания. Дом в Венстоне встретил меня тьмой и безмолвием. Я открывал дверь за дверью, никого не находя, пока, наконец, не увидел полоску света. Свет сочился из ванной. Оливер, ещё за дверью услышав мои шаги, окликнул меня. Я вошёл. На мраморном бортике ванны горела свеча. В воде, красной от крови, лежал голый Оливер. Он открыл себе вены.

Джастин, Джастин, зашептал он, я получил от неё письмо, она не любит меня, я в полном отчаянии, я решил покончить с собой. Но пока я тут лежал, истекая кровью, я о многом успел подумать, и, знаешь, пришёл к выводу, что смерть ради красотки - глупость.

Ты прав, тысячу раз прав, воскликнул я, бросаясь к нему. Я был в ужасе. Я и представить не мог, что дурацкая выходка Клелии приведёт к таким последствиям. Оливер, мой любимый, умирал. Он был бледен как полотно.

Джастин, шептал он, я передумал умирать. Но я слишком слаб. Я не могу вылезти отсюда. Помоги мне, умоляю. Перевяжи мои руки, пошли за врачом. Ах, что же я наделал. Я глупец, глупец.

Я разделся догола, спрыгнул в воду и помог Оливеру выбраться из ванны. Надо ли говорить, что член мой, едва коснувшись его тела, сразу встал. Я схватил полотенца и затянул ими раны на его руках. Потом быстро его обтёр и помог добраться до спальни. Он почти висел на мне и весь дрожал, а я прижимал его к себе. Сквозь страх и тревогу за его жизнь я чувствовал, как во мне растёт возбуждение. Моя любовь, предмет моих тайных фантазий, был в моих руках, совершенно беспомощный. Я уложил его на кровать. Потом сходил в ванную за свечой. Там на бортике лежал окровавленный нож, которым Оливер нанёс себе увечья. Мой взгляд остановился на нём. Мне захотелось подержать его в руке. Когда я взял его, меня охватило желание сделать с собой то же самое. Тем же ножом. Умереть вместе с Оливером, сжимая его в объятиях. Эта мысль меня настолько захватила, что я вернулся в спальню со свечой и ножом.