— Слушай, ну, почему бы тебе не поручить обыск своему распрекрасному детективу? В конце концов, ты платишь ему бешеные деньги!
— И не говори, — Марго поднялась с кресла и направилась вон из комнаты, — Однако он не мой, а твой. Так как ты мне его посоветовала. И потом… я что-то не доверяю ему.
— В каком смысле?
— Целеустремленного человека видно издалека. Вот, к примеру, Тимочка или херр Шульц. Они так увлечены производством своей дурацкой колбасы, что тут хоть потоп, они о делах не забудут. Я ведь рассказывала тебе, как Густав мотался с палкой сырокопченой по всей Москве, не желая выпускать свое сомнительное сокровище из рук, несмотря на то что ему самому грозила опасность как раз из-за обладания этой колбасой. Другой, более нормальный человек выкинул бы ее куда подальше. А херр Шульц ни в какую. И ты знаешь, по прошествию времени я начала его за это уважать. Хотя тогда мне казалось, что он просто сошел с ума.
— Ты это к чему? — мотнула головой подруга, которая не привыкла к длинным тирадам, идущим явно по направлению к философии.
— К тому, что детектив Бочкин совершенно не такой. У него в голове что-то другое. Ему плевать на мой портрет, и даже, на мои деньги. Я подозреваю, что он не на шутку влюбился.
— Да ну тебя! — отмахнулась Изольда, — Бочкин развел с сотню семейных пар. Такие не влюбляются. Ведь они прекрасно знают, во что вся эта любовь может вылиться.
— И, тем не менее… — пожала плечами Марго, — помнишь тирады, которые он выдавал про Катерину Пискунову. Она, де, Пушкина цитирует! Тоже мне достоинство! Но так может говорить только влюбленный по самые уши мужчина. А влюбленный мужчина — это мужчина, выключенный из жизни.
На этой интригующей ноте их прервали. В гостиную влетела Маняша. Выглядела она прекрасно, хотя и излишне взволнованно. Глаза горели, губы алели, волосы растрепались. В руках она держала Мао, приодетого по случаю в черный смокинг с самой настоящей белой бабочкой. Костюм собаке очень шел.
— Ты только посмотри, — умилилась Марго, глядя на своего любимца, — Просто прелесть! Я выписала ему этот наряд из Парижа.
— Конечно, — сморщила нос Изольда, — Теперь он даже немного походит на ротвейлера.
— Прекрати язвить. Мао этого не любит и может тебя описать в самый неподходящий момент.
— Можно подумать для этого дела есть подходящие моменты, — огрызнулась распорядительница банкета.
Марго строго посмотрела на Маняшу:
— Имей в виду, я доверяю тебе самое ценное, что у меня есть. Ты помнишь, как с Мао нужно обращаться?
— Не беспокойтесь! — заверила ее девушка, — Я записала все, что вы сказали. Вышло на пять больших листов убористым подчерком. Но я все выучила наизусть. И в обиду песика никому не дам.
— Ладно, — Марго вздохнула и виновато глянула на псину, — Прости, дорогой, я ненадолго, — она снова подняла глаза на девушку, — И не корми его бисквитом.
— Я помню, Марго! — Маняша радостно хохотнула, — У Мао от бисквита изжога. Он любит миндальные пирожные и мозговые косточки. Терпеть не может, когда рядом с ним открывают шампанское и всегда сам выбирает себе место за столом.
— Что?! — возмутилась Изольда, — Псина сядет за стол?
— А если ему не разрешить, он может пописать на обидчика, — заучено повторила Маняша.
— Кошмар! — закатила глаза хозяйка дома, — Теперь на мою больную голову еще свалилась агрессивная собака. Нет, мне не пережить этого банкета.
Марго уже ее не слушала. Она потрепала Мао по холке и выплыла из гостиной.
— Петя, вы ведь позволите с высоты моих годов называть вас так, — старый антиквар склонил голову на бок и хитренько улыбнулся, — Вы по сравнению со мной совсем мальчик.
— Да хоть Петрухой, — неловко пошутил Бочкин.
— Нет, ну мы же с вами общий гарем не имели, — веселился Роберт Мусинович, — Да и я не товарищ Сухов. Поэтому, с вашего позволения, я буду звать вас Петя. Надеюсь, вы пришли не для того, чтобы снова засунуть жучок мне под кресло. Кстати, что вы надеялись услышать в этой комнате? Тем более имея уши в таком странном положении? Не думаю, что звуки, которые я иногда имею несчастье издавать, тут сидючи ласкают ваш слух настолько, что вы решили прослушать их так сказать, с особым вниманием.
— Ох, — покраснел частный детектив, — я же уже принес свои извинения. Профессиональная привычка, никуда от нее не денешься. Вы вот, к примеру, терпеть не можете новоделов. А я оставляю жучки.
— Вы полагаете, это одно и то же? — шутливо удивился Оберсон и махнул рукой, — Ну, да ладно. Я вас уже простил, так как мне нечего скрывать. От Петровки может, и есть чего, а от вас нечего. Хотите Шаляпина послушать. У меня появились чудные, раритетные пластинки 1910 года выпуска. Правда, к ним нужен патефон, так что покупателей на них пока не нашлось. Но у меня и патефон есть.
— Ой, увольте, — Петр вздохнул, — я как-нибудь потом заскочу послушать. Сейчас что-то нет настроения погружаться в прекрасное.