Портрет дамы

Когда Грегорио отшвырнул Катерину, она споткнулась о ту самую бочку, на которой стоял фонарь, оставленный учителем, и опрокинула его. Фонарь покатился и упал на пол, где разлилось масло. Прежде чем я смогла криком предупредить об опасности, язычки пламени заплясали по залитому маслом полу, окружили Катерину, побежали по шелковому шлейфу ее платья, а затем лизнули и ее ноги. Когда огонь коснулся ее плоти, девушка страшно закричала.

Это был отчаянный вопль раненого животного, пронзительный и страшный, заставивший кровь застыть в жилах и остановивший руку Грегорио, уже готовую нанести удар.

Он быстро повернулся — и увидел, что его сестра объята пламенем. Теперь крик отчаяния и боли превратился в бессвязный вой агонии, Катерина раскинула руки и слепо билась в оконные проемы, тщетно пытаясь спастись от огня.

А огонь пылал с такой неукротимой яростью, которой я не могла и представить — словно сам Люцифер явился, чтобы заключить несчастную девушку в свои огненные объятия. Пылало платье, пылали прекрасные черные косы Катерины. Расшитые искусными руками Луиджи золотые рукава сгорели, и страшно обуглилась и почернела нежная плоть…

— Катерина!

То был крик ужаса, отчаяния и боли. Меч со звоном упал на каменные плиты, и Грегорио кинулся к сестре. Однако было уже поздно, и ее отчаянные крики перешли в хрип и тихий стон — для Катерины все было кончено, и я с трудом подавила собственный крик, осознав это.

— Катерина! — вновь закричал Грегорио. Не обращая никакого внимания на огонь, он заключил сестру в объятия.

Они сплелись, точно танцоры на адском балу, и на короткий миг я поймала взгляд Грегорио, исполненный муки, боли — и какого-то невыразимого облегчения. В следующий момент брат и сестра, оба объятые пламенем, кинулись в окно — и канули в ночь.

Странно, крики не прекратились, — промелькнуло на краю моего сознания, а потом я поняла, что это кричу я сама. В следующий миг я поняла и то, что огонь не утих, а подбирается к сухим доскам и ящикам, валяющимся на каменном полу. Зал заволокло удушливым дымом, и мои крики стали перемежаться кашлем и хрипом.

Я все еще не могла отвести глаз от того окна, возле которого еще пару мгновений назад Грегорио сжимал в объятиях Катерину.

«Этого не должно было случиться!» — вопил тоненький голосок у меня в мозгу.

Я зажмурилась. Сейчас проснусь в своей постели, в мастерской, среди других подмастерьев, и Катерина с Грегорио будут живы и никогда не встретятся при таких обстоятельствах, никогда, никогда…

Кто-то грубо схватил меня за плечо, резко встряхнул, и мне пришлось открыть глаза.

— Дино! — кричал учитель. — Прекрати завывать и бежим отсюда. Нам надо убираться, пока дым не задушил нас, иначе нас ждет такой же конец, что и у Катерины!

Последние слова привели меня в чувство гораздо быстрее, и я отчаянно закивала, чувствуя, как дым разрывает мне легкие.

— Быстрее, Дино, ложись на пол и ползи!

Голос учителя заглушали гул пламени и треск горящего дерева. Он упал на колени и потянул меня вниз, на пол возле себя.

— Здесь меньше дыма, можно дышать…

— Но мы, без сомнения, в западне! — еще ужаснее прохрипела я, видя, что огонь отрезал нам путь к дверям.

— Нам не нужно лезть в огонь. Оставайся на полу и следуй за мной! — бросил Леонардо. — В нескольких футах от нас потайной ход, через него мы и выберемся из башни.

Потайной ход был не в стене, а в полу, и через него мы и выбрались из огненного ада. Ход был достаточно широк, чтобы через него мог протиснуться даже взрослый мужчина вроде учителя; он вел на небольшую каменную площадку.

— Будь осторожен! — Леонардо взял меня за руку, чтобы удостовериться в том, что я понимаю и слышу его слова. — Через несколько шагов ты упрешься в стену. В нее вбиты железные крючья — по ним ты спустишься к подножию башни. Это опасный путь — всего одно неверное движение, и ты сорвешься, тогда тебя ждет неминуемая смерть — но это наш единственный шанс.

— Я смогу! — уверенно воскликнула я, но затем, вспомнив о ране Леонардо, вскричала в страхе: — Но как же вы, учитель?! Вы ранены, и…

— Я попытаюсь, — спокойно прервал он меня, сухо кивнув, однако я видела, что под слоем сажи и копоти его лицо сильно побледнело. — Теперь поспеши, мой мальчик… мы должны поскорее закрыть люк, чтобы в башню просочилось как можно меньше дыма.

Я не знаю, сколько времени занял у нас этот страшный путь к спасению. Все, что я помню, — жаркая, страшная тьма, которую лишь иногда прорезал отблеск лунного света, пробивавшегося через неплотно пригнанные камни кладки. Над собой я слышала мерные металлические удары — это спускался вниз учитель. До меня доносилось его тяжелое дыхание, иногда прерывавшееся коротким стоном боли, — и я боялась, что это испытание окажется слишком тяжелым для него, с его раной; впрочем, выбора у нас, как он и сказал, не было, это был единственный путь к спасению.