С тяжелым сердцем я отправилась выполнять поручение учителя. Пажа мне отыскать не удалось. Что касается носильщика, удача мне улыбнулась: я случайно наткнулась на него за конюшнями, где он справлял нужду.
Я узнала, что его звали Лука, и, как мне показалось, он не отказывал себе в удовольствии пропустить стакан-другой вина, которое ему поручено было носить из подвала. Тот факт, что я застала его с маленьким кувшином в свободной руке, дал мне неоспоримое преимущество. Он немедленно согласился ответить на вопросы в обмен на мое молчание.
Что касается Беланки, он туманно намекнул, что познал ее в библейском значении этого слова, хотя, как я подозревала, это было лишь пустое бахвальство. Когда речь зашла о капитане, он стал куда более откровенным.
— Проклятый надменный ублюдок, крадущий чужих женщин, вот он кто! — с ненавистью процедил Лука. — Расхаживает тут себе с таким видом, словно он, по меньшей мере, герцог, а не сын какой-то кормилицы. Да, я знал его в детстве, — продолжил носильщик, словно забыв о моем присутствии, — он всегда был бессердечным негодяем, хотя девчонки почему-то по нему сохли.
Наконец в его окутанном винными парами сознании возникли какие-то подозрения.
— А тебе какое до этого дело? — пробормотал он, взглянув на меня с опаской. Затем он оглянулся по сторонам и с гримасой отвращения сморщил нос. — Фу, воняет, как будто здесь кто-то сдох. Я пойду обратно на кухню.
Засим он меня покинул, и я отправилась рассказать о том, что узнала, учителю, но не застала его ни в мастерской, ни в апартаментах. Остаток дня я занималась своей обычной работой и заснула только после полуночи, ожидая, что он придет со мной поговорить. Следующим утром он также не дал о себе знать, поэтому я вместе с остальными отправилась в замок готовить стену для фрески.
Было уже за полдень, когда мы с Тито устранили последствия разыгравшейся в зале битвы и нанесли шаблон на свежий слой грунта. Оставшуюся работу закончат завтра остальные подмастерья, поскольку мы вместе с Витторио и другими должны будем выполнять только черную работу.
— Надеюсь, теперь ты доволен, — сразу после того, как мы остались одни, беззлобно проворчал Тито. Мы по-прежнему оставались друзьями, хотя я была уверена, что он при любой возможности не преминет напомнить мне о том, до чего нас довело мое дурачество.
Отмывшись от грунта возле фонтана, мы отправились в мастерскую. Я не стала переодеваться в чистую тунику, и в чем была, поспешила к учителю. Дверь была открыта, и я осмелилась войти.
Его не было в комнате, но по количеству набросков, покрывавших стол, я сделала вывод, что последние несколько часов он усердно работал. Осторожно — хотя уверена, он не стал бы меня ругать — я взяла рисунки и, просмотрев их, даже рот раскрыла от восхищения.
Очевидно, он продолжал писать портрет Катерины, потому что на всех рисунках была она. Вероятно, он пытался решить, какая поза лучше подходит для портрета, поскольку каждый раз он рисовал ее в разных позах и с разным выражением лица.
На первом наброске она сидела, взгляд ее был серьезен, а Пио элегантно свернулся клубком у ее ног. На втором она была изображена в профиль, стоя; Пио сидел рядом. Здесь она напоминала юную богиню Диану со своим неотлучным спутником, псом. Еще на одном юная графиня улыбалась одними уголками рта, как будто ей была известна какая-то тайна, а Пио сидел у нее на коленях с похожим лукавым выражением на деликатной собачьей мордочке. На всех рисунках учителю удалось передать тот внутренний огонь, оживлявший ее экзотическую красоту, так что я не сомневалась, на какой бы вариант ни пал его выбор, портрет будет великолепен.
— Ну, что скажешь, Дино? — послышался у меня за спиной голос Леонардо. Я быстро положила рисунки обратно на стол.
Он взял их и принялся просматривать с озабоченным выражением лица. Он сменил испачканную грунтом черную тунику на другую, такую же элегантную — зеленую с золотой обстрочкой. Я почувствовала, что снова краснею. Без сомнения, сегодня утром он с особой тщательностью выбрал наряд, чтобы нанести визит Катерине, а Тито — и я, если уж на то пошло, свели на нет его труды.
Вспомнив, что он задал мне вопрос, я в некоторой нерешительности прочистила горло.
— Все они прекрасны, — сказала я, нисколько не преувеличивая, — но мне больше нравится последний, где графиня улыбается, как будто ей известно что-то, чего не знаем мы.
— Я согласен с тобой, — ответил он, одобрительно кивнув, и положил на стол другие два рисунка.
— Очень часто у меня возникало впечатление, что в головах людей, чьи портреты я писал, не было ни одной мысли. Но это не тот случай.
Он вытянул руку с рисунком, продолжая его рассматривать.
— Я согласен, — повторил он, прищуриваясь, словно пытаясь представить, как будет выглядеть законченный портрет. — Действительно, выбрав данный вариант, я смогу выразить в этом портрете нечто большее, чем простое сходство с моделью. Уверен, те, кто увидит его, будут не столько восхищаться красотой графини, сколько пытаться разгадать ее тайну и понять, что скрывается за ее полуулыбкой.