Камилла молчала. Слезы выступили у нее на глазах. Но она взглянула на него с улыбкой, наполнившей его душу счастьем. И тут посыпались лишь бессвязные, отрывочные слова, которые они говорили друг другу; а то самое дерево, что три года назад видело Людвига бледного, безо всяких признаков жизни, лежавшего в луже крови, увидело его теперь воскресшего, пылающего страстью, оживленного, в объятиях прекрасной девушки.
Свадьба Людвига с Камиллой переменила жизнь семейства Фройманн. Все были счастливы, кроме Матильды, которая при виде блаженства молодой супружеской четы еще горше сознавала свою утрату. Чтобы рассеять ее грусть и к тому же гонимый неясным предчувствием, Людвиг решил вместе со своей юной женой и прекрасной свояченицей совершить путешествие в Швейцарию. По дороге он надеялся получить какие-нибудь вести о Зигфриде, ибо полагал, что тот отправился в Италию, дабы в созерцании бессмертных творений искусства забыть свои горести.
После всевозможных беспорядочных прогулок, — продиктованных более причудами или случайностями, нежели определенным планом, Людвиг со своими спутницами остановился утром одного прекрасного дня в горном городке Бадене.
{12}Здесь на поросших елью скалах вздымались ввысь руины старинного родового замка, которые и побудили их продлить свое пребывание в Бадене. Людвиг с Камиллой без устали бродили вокруг, любуясь прекрасными окрестностями, чудесными видами, когда Матильда вдруг позвала их и предложила спуститься вниз, в пещеру под замком. Там, согласно старинному преданию, во времена Средневековья вершил свои ужасные дела Тайный суд. {13}Устав от жары, хотя длинные аллеи тополей и защищали их своей дружественной сенью от жгучих лучей солнца, они охотно приняли предложение Матильды. И вот, вместе с проводником, шедшим впереди, и держа в руках горящие факелы, они приблизились к пещере, которая благодаря «Гёцу фон Берлихингену» показалась им столь же священной, сколь в действительности она была ужасной.Глубоко под землей простирались подземные своды. Путешественникам показали пещеру, где осужденного сажали в корзину и, завязав ему глаза, чтобы он не запомнил дорогу, спускали вниз. Затем Людвиг со своими спутницами поспешил по длинному подземному ходу, в конце которого была дверь, одна-единственная большая четырехугольная каменная глыба, столь плотно прилегающая к стенам, что нельзя было разглядеть, даже стоя перед ней, что здесь — вход. За дверью, наверно, были крюки на стенах, колодки и другие орудия пытки, с помощью которых судьи, властители жизни и смерти, принуждали узников к признанию. Далее виднелся провал, где, по слухам, была перед самым порогом опускная дверь. Отсюда осужденный падал вниз прямо в объятия-мечи кровожадной девы. Людвиг и его спутницы содрогнулись, глянув в эту пропасть.
Диковинное щекочущее чувство ужаса, которое возникает при мысли о приобщении к страшным тайнам, заставило наших путешественников понять, сколь естественно могли рождаться, расти и искать удовлетворения подобные страсти в те времена, когда их еще не сдерживали такие силы, как человечность и разум. По соседству с местом казни было судилище, большой четырехугольный склеп. А в задней стене его виднелась ниша, где, должно быть, некогда возвышались алтарь и крест. Кругом же еще виднелись вырубленные в скалах углубления — там-то и восседали тайные судьи.
Наши путешественники стояли, погруженные в молчаливую задумчивость. Багровые факелы, как и пять веков тому назад, причудливым светом озаряли мрачную пещеру.
— Многие, — сказал проводник, — все же сильно сомневаются в том, что Тайный суд и вправду находился здесь. Но сколь ни ужасно это место, поверите ли, три года тому назад один молодой человек провел здесь целую ночь! Без сомнения, то был какой-то беглый преступник, лиходей, которого замучили укоры совести. Видели, как он ходил взад и вперед по пещере. Мы не в силах были увести его отсюда. Оста вили мы его здесь поздно вечером, а на другое утро его уже и след простыл.
Едва проводник произнес эти последние слова, как Людвиг, подойдя со своим факелом к нише, где некогда находился алтарь, случайно осветил и прочитал следующие строки, начертанные на скале рукой, которая была ему слишком хорошо знакома: