Портрет Дориана Грея

Дева пела чудесные песни – о жителях моря, что гоняют свои стада из пещеры в пещеру и носят детенышей у себя на плечах; о зеленобородых тритонах с волосатой грудью, что трубят в витые раковины во время шествия Морского царя; о царском янтарном чертоге – у него изумрудная крыша, а полы из жемчуга. Пела о подводных садах, где колышутся широкие кружевные веера из кораллов, над ними проносятся рыбы, подобно серебряным птицам; о что, что льнут анемоны к скалам, и розовые пескари гнездятся в желтых бороздках песка. Пела она об огромных китах, приплывающих из северных морей, с колючими сосульками на плавниках; о сиренах, рассказывающих такие чудесные сказки, что купцы затыкают себе уши воском, чтобы не броситься в воду и не погибнуть в волнах. Пела о затонувших галерах, за снасти которых ухватились матросы, да так и закоченели навек, а в открытые люки вплывает макрель и свободно выплывает оттуда; о малых ракушках, великих путешественницах: они присасываются к килям кораблей и объезжают весь свет. Пела о каракатицах, живущих на склонах утесов: они простирают длинные черные руки, и стоит им захотеть, наступает ночь.

Пела Дева о моллюске-наутилусе: у него свой собственный опаловый ботик, управляемый шелковым парусом; и о счастливых тритонах, которые играют на арфе и чарами могут усыпить самого осьминога великого. Пела о детишках моря, которые поймают черепаху и со смехом катаются на ее скользкой спине. Пела о девах морских, что нежатся в белеющей пене и простирают руки к морякам; и о моржах с кривыми клыками; и о морских конях, у которых развевается грива.

Пока она пела, стаи тунцов выплывали из морской глубины, и Рыбак ловил их, окружая своими сетями, а некоторых убивал острогой. Когда же челнок наполнялся, Морская Дева, улыбнувшись на прощание, исчезала в море.

И все же она избегала приближаться, боясь, как бы Рыбак не коснулся ее. Часто он ее молил, но она не подплывала ближе. Когда же он пытался схватить ее, она ныряла, и больше в тот день не показывалась. С каждым днем ее песни пленяли его все сильнее. Так был сладостен ее голос, что Рыбак забывал челнок, сети, и добыча уже не прельщала его. Мимо него проплывали стаями золотоглазые тунцы с алыми плавниками, но он их не замечал.

Праздно лежала острога у него под рукой, и оставались пустыми корзины, сплетенные из ивовых прутьев. С затуманенным от упоения взором, он неподвижно сидел в челноке и слушал, слушал, пока не подкрадывались к нему морские туманы и блуждающий месяц не пятнал серебром его загорелое тело.

В один из таких вечеров Рыбак сказал:

– Маленькая Морская Дева, я люблю тебя. Будь моей женой.

Но она покачала головой и ответила:

– У тебя человечья душа! Прогони прочь свою душу, и мне можно будет тебя полюбить.

Тогда спросил себя юный Рыбак:

– На что мне душа? Мне не дано ее видеть. Я не могу прикоснуться к ней, не знаю, какая она. И вправду, я прогоню ее прочь, и будет мне великая радость.

Он закричал от восторга, и, встав в своем расписном челноке, простер руки к Морской Деве.

– Я прогоню душу, – крикнул он, – ты будешь моей юной женой, а я буду тебе мужем. Мы поселимся в пучине, и ты покажешь мне все, о чем пела. А я сделаю все, что захочешь, и жизни наши буду навек неразлучны.

Засмеялась от радости Морская Дева, и закрыла лицо руками.

– Но как же мне прогнать душу? – вскричал молодой Рыбак. – Научи, как это сделать, и я выполню все, что ты скажешь.

– Я сама не знаю! – ответила Морская Дева. – У нас, обитателей моря, никогда не было души.

И, горестно взглянув на него на прощанье, она погрузилась в пучину.

* * *

На следующий день рано утром, едва солнце поднялось над холмом, юный Рыбак подошел к дому Священника и трижды постучался в дверь.

Послушник взглянул через решетку окна и, увидев, кто пришел, отодвинул засов:

– Войди!

Юный Рыбак вошел и преклонил колени на душистые тростники, покрывавшие пол, а затем сказал Священнику, читавшему Библию:

– Отец, я полюбил Морскую Деву, но между нами встала моя душа. Научи, как избавиться от души, ибо поистине она мне без надобности. Для чего душа? Мне не дано ее видеть. Я не могу прикоснуться к ней. Я не знаю, какая она.

– Горе тебе, ты лишился рассудка! Или ты отравлен ядовитыми травами? Душа есть самое святое в человеке и дарована нам Господом Богом, чтобы мы достойно владели ею. Нет ничего драгоценнее, чем душа человеческая, никакие блага земные не могут сравняться с нею. Она стоит всего золота на свете и ценнее царских рубинов. Поэтому, сын мой, забудь свои помыслы, ибо это грех, которого не искупить. Обитатели же моря прокляты, и прокляты все, кто вздумает с ними знаться. Они, как дикие звери, не знают, где добро и где зло.

Выслушав жестокие слова Священника, Рыбак разрыдался и, поднявшись с колен, сказал:

– Отец, фавны обитают в чаще леса – и счастливы! На скалах сидят тритоны с арфами из червонного золота. Позволь мне быть таким, как они, – умоляю тебя! – ведь жизнь их, как жизнь цветов. А к чему мне моя душа, если встала она между мной и той, кого я люблю?