Портрет Дориана Грея

Он придумал какое-то извинение и, сев на пустое место около нее, обвел взглядом сидевших за столом. Дориан, покраснев от удовольствия, застенчиво кивнул ему с противоположного конца. Против лорда Генри сидела герцогиня Гарлей, дама необыкновенно приветливая и живая, очень любимая всеми, кто ее знал, и обладавшая в своем сложении теми щедрыми архитектурными пропорциями, которые в женщинах, не удостоенных титула герцогини, именуются у современных историков тучностью. Около нее справа сидел сэр Томас Бёрдон, член радикальной партии парламента; в общественной жизни он разделял взгляды своего лидера, а в частной — следовал лучшим поварам, согласно мудрому и хорошо известному закону: обедай заодно с консерваторами и думай заодно с либералами. Слева от герцогини занимал место мистер Эрскин из Трэдлн, старый джентльмен, весьма образованный и симпатичный, впавший однако же в дурную привычку молчать, высказав, как он однажды объяснил леди Агате, все, что имел сказать еще, до своего тридцатилетнего возраста. Непосредственной же соседкой лорда Генри была миссис Ванделёр, одна из самых давних приятельниц его тетки, женщина поистине святая, но так крикливо одетая, что напоминала молитвенник в очень плохом переплете. К счастью для лорда Генри, она имела своим соседом по другую сторону лорда Фауделя, умнейшую посредственность средних лет, господина столь же лысого и бессодержательного, как доклад министра в палате общин; леди Ванделёр разговаривала с ним с той напряженной серьезностью, которая, по замечанию лорда Генри, составляет единственно непростительное заблуждение всех истинно-прекрасных людей и от которой ни одному из них никогда не удавалось освободиться.

— Мы говорим о бедном Дартмуре, лорд Генри! — закричала герцогиня, приветливо кивая ему через стол. — Как вы думаете, он действительно женится на этой обворожительной девице?

— Мне кажется, она решила сделать ему предложение, герцогиня.

— Мануфактурные товары! Что же это такое — американские мануфактурные товары? — спросила с ударением герцогиня, в удивлении поднимая свои пухлые руки.

— Американские романы, — ответил лорд Генри, кладя себе па тарелку перепелку.

Герцогиня была совсем озадачена.

— Не обращайте на него внимания, дорогая моя, — шепнула ей леди Агата, — он сам никогда не верить тому, что говорит.

— Когда Америка была открыта… — начал радикал и принялся за перечисление каких-то скучных фактов. Подобно всем людям, старающимся исчерпать сюжет, он только исчерпывал внимание своих слушателей. Герцогиня вздохнула и прибегла к своей привилегии прерывать говорящих.

— Я бы от души хотела, чтобы Америка никогда не была открыта! — воскликнула она. — В самом деле, теперь шансы наших молодых девушек совсем упали. Это несправедливо.

— Может быть, в конце концов, Америка совсем и не открыта, — вставил мистер Эрскин. — Я бы скорее сказал, что она еще только замечена.

— О! Но я видела представительниц ее населения, — томно ответила герцогиня, — и я должна сознаться, что большинство из них замечательно красивы. И к тому же они хорошо одеваются, они все свои туалеты выписывают из Парижа. Я бы сама хотела иметь на это средства.

— Говорят, что, когда добрые американцы умирают, они отправляются в Париж, — посмеиваясь, проронил сэр Томас, у которого был неистощимый запас поношенных острот.

— В самом деле? А куда же после смерти деваются дурные американцы? — осведомилась герцогиня.

— Они отправляются в Америку, — ответил лорд Генри.

Сэр Томас нахмурился.

— Боюсь, что ваш племянник предубежден против этой великой страны, — сказал он леди Агате. — Я ее изъездил вдоль и поперек в салон-вагонах железнодорожных директоров, — директора в этом отношении чрезвычайно любезны. Уверяю вас, поездка по Америке имеет большое образовательное значение.

— Но неужели мы непременно должны увидеть Чикаго, чтобы стать образованными? — жалобно спросил мистер Эрскин. — Мне, право, совсем не по силам такое путешествие.

Сэр Томас махнул рукой.

— Для мистера Эрскина из Трэдди весь мир сосредоточен на его книжных полках. Мы же, люди жизни, предпочитаем видеть вещи воочию, а не читать о них. Американцы чрезвычайно интересный народ. Они в высшей степени разумны. Мне кажется, это их отличительная черта. Да, мистер Эрскин, они абсолютно разумный народ. Уверяю вас, что американцы не знают, что такое нелепость.

— Как это ужасно! — вмешался лорд Генри. — Я могу вынести грубую силу, но грубый разум совершенно для меня невыносим. В пользовании им есть что-то нечестное. Он гораздо ниже интеллекта.

— Я вас нс понимаю, — проговорил сэр Томас, краснея.

— А я понимаю лорда Генри, — улыбаясь, тихо сказал мистер Эрскин.

— Парадоксы все хороши в своем роде! — откликнулся баронет.

— Разве это был парадокс? — спросил мистер Эрскин. — я этого не думаю. Может быть, это и так, так ведь путь парадоксов — путь истины. Чтоб испытать действительность, ее надо видеть на туго натянутом канате. Когда истины становятся акробатами, мы можем судить о них.