Портрет Дориана Грея

— Наверное, не смогу, если ты его действительно любишь, — ответил он нехотя.

— Я буду вечно его любить! — воскликнула Сибилла.

— А он тебя?

— И он тоже.

— Пусть только попробует обидеть тебя!

Сибилла невольно отпрянула от него. Но тут же рассмеялась и доверчиво сжала его руку — ведь он еще сущий ребенок.

У Мраморной Арки они сели в омнибус и вышли недалеко от своего ветхого дома на Юстон-роуд. Был уже шестой час, и Сибилле полагалось полежать часок-другой перед спектаклем. Джим настоял, чтобы и этот вечер не был исключением — тогда он сможет проститься с нею наедине. А матушка их не преминула бы разыграть слезливую сцену, чего он терпеть не мог.

Расстались они с Сибиллой в ее комнате. В сердце юноши продолжала кипеть ревность и ненависть к незнакомцу, вставшему между ними, но, когда Сибилла прильнула к нему и провела рукой по его взлохмаченным волосам, Джим смягчился и поцеловал ее с искренней нежностью. Когда он спускался по лестнице, в глазах его стояли слезы.

Внизу его дожидалась мать и, когда он вошел, стала упрекать его за опоздание. Джеймс ничего не ответил и принялся за скудный обед. По застиранной, в пятнах, скатерти ползали мухи и надоедливым роем вились над столом. Под громыхание омнибусов и стук колес кэбов до Джеймса доносился монотонный голос матери, омрачавший его последние минуты перед отъездом.

Поев, он отодвинул от себя тарелку и молча сидел, подперев голову руками. Он убеждал себя, что должен решиться и, пока еще есть время, узнать наконец всю правду. Если его подозрения справедливы, то матери давно следовало сказать ему об этом. Миссис Вейн наблюдала за ним, догадываясь, о чем он думает, и с ужасом ожидая его вопросов. Слова механически слетали с ее губ, пальцы комкали изорванный кружевной платочек. Когда часы пробили шесть, Джим встал и направился к двери. Но по дороге остановился и оглянулся на мать. Взгляды их встретились, и в глазах ее он прочел горячую мольбу о пощаде. Это лишь подлило масла в огонь.

— Мама, я хочу задать тебе один вопрос, — начал он.

Миссис Вейн ничего не сказала, глаза ее бегали.

— Признайся, мама: ты была замужем за моим отцом? Я ведь имею право это знать.

У миссис Вейн вырвался глубокий вздох. Это был вздох облегчения. Ужасная минута, ожидание которой омрачало ей жизнь вот уже столько месяцев, наконец наступила, и страх ее вдруг исчез. Она была даже разочарована. Откровенная прямота вопроса требовала столь же прямого ответа. Но Боже, какая жалость — сцена была слишком внезапна, она не была должным образом подготовлена! Это напоминало неудачную репетицию.

— Нет, не была, — отвечала она, сожалея в душе, что в жизни все так грубо и просто.

— Так, значит, он был негодяй? — воскликнул юноша, невольно сжимая кулаки.

Мать покачала головой.

— Вовсе нет. Я знала, что он не свободен. Но, Боже, как мы любили друг друга! Если бы он не умер, он обязательно бы о нас позаботился. Не осуждай его, сынок. Он был твоим отцом и настоящим джентльменом. И он был очень влиятельным человеком.

У Джеймса вырвалось проклятие.

— Мне все равно, что меня ожидает, — воскликнул он, — но мне важно, чтобы ничего не случилось с Сибиллой! Тот тип, который в нее влюблен или, во всяком случае, так говорит, — он ведь тоже настоящий джентльмен? И у него, конечно, тоже высокое положение в обществе?

На какое-то мгновение его матерью овладело унизительное чувство стыда. Голова ее опустилась, она трясущимися руками смахнула слезы со щек.

— У Сибиллы есть мать, — едва слышно проговорила она. — А у меня ее не было.

Джеймса пронзило острое чувство жалости. Он подошел к матери, наклонился к ней и поцеловал ее.

— Прости, мама, если я сделал тебе больно, — сказал он. — Но я не мог не спросить… Ну что ж, мне пора. Прощай, мама! Теперь тебе надо будет заботиться только об одном твоем ребенке. Но будь уверена: если этот джентльмен обидит сестру, я все равно узнаю, кто он такой, разыщу его и убью, как собаку. Клянусь тебе в этом!