Портрет Дориана Грея

— Дориан! Какая удача! Я ведь ожидал вас в библиотеке с девяти часов. Потом наконец сжалился над вашим камердинером и сказал ему, чтобы он выпустил меня и шел спать. А ждал я вас потому, что сегодня двенадцатичасовым поездом уезжаю в Париж и хотел бы перед отъездом с вами поговорить. Когда вы проходили мимо, я вас узнал, а вернее, узнал вашу шубу, но все же засомневался… А вы разве не узнали меня?

— В таком-то тумане, дорогой Бэзил? Я даже Гроувенор-сквер не узнаю. Думаю, что дом мой где-то совсем близко, но и в этом я не уверен… Очень жаль, что вы уезжаете; я вас не видел целую вечность. Надеюсь, вы скоро вернетесь?

— Нет, я пробуду за границей где-то с полгода. Хочу снять в Париже мастерскую и запереться в ней, пока не окончу одну задуманную мною большую вещь. Но я хотел поговорить с вами не о своих делах… Кстати, вот ваш подъезд. Вы мне позволите зайти к вам на минуту? Мне нужно сказать вам кое-что очень важное.

— Прошу вас Бэзил, мне будет очень приятно. Но вы не боитесь опоздать на свой поезд? — спросил безразличным голосом Дориан и, поднявшись по ступенькам, открыл ключом дверь.

Холлуорд взглянул на часы при слабом свете окутанного туманом фонаря и сказал:

— У меня еще уйма времени. Поезд отходит в четверть первого, а сейчас только одиннадцать. Я ведь, собственно, направлялся в клуб — рассчитывал встретить вас там. С багажом возиться мне не придется — я уже раньше отправил все тяжелые вещи. Со мной только этот саквояж, и мне хватит двадцати минут, чтобы добраться до вокзала Виктории.

Дориан взглянул на Бэзила и улыбнулся.

— Вот, значит, как путешествует известный художник! Ручной саквояж и легкое осеннее пальто! Входите же скорее, а то туман заберется в дом. И, пожалуйста, не затевайте серьезных разговоров. В наши дни не принято говорить о серьезном — во всяком случае, в приличном обществе.

Холлуорд только покачал головой и прошел вслед за Дорианом в библиотеку. В большом камине ярко пылал огонь, были зажжены лампы, а на столике маркетри стояли открытый серебряный погребец с напитками, сифон с содовой водой и высокие хрустальные бокалы.

— Видите, ваш слуга постарался, чтобы я чувствовал себя как дома. Принес мне все, что нужно для полного счастья, в том числе и ваши лучшие папиросы с золотыми мундштуками. Он очень гостеприимный малый и нравится мне гораздо больше, чем тот француз, прежний ваш камердинер. Кстати, куда он делся?

Дориан пожал плечами:

— Кажется, женился на горничной леди Рэдли и увез ее в Париж, где она подвизается в качестве модной английской портнихи. Там теперь, говорят, англомания в большом почете. Довольно глупая мода, не правда ли?.. А Виктор, между прочим, был хороший слуга, я на него не мог пожаловаться. Он был мне искренне предан и, кажется, очень переживал, когда я его уволил. Но я почему-то его невзлюбил… Знаете, иногда воображаешь себе невесть что… Еще стакан бренди с содовой? Или предпочтете рейнвейн с сельтерской? Я всегда пью рейнвейн с сельтерской. Наверное, в соседней комнате найдется бутылочка.

— Спасибо, я ничего больше пить не буду, — отозвался художник. Он снял пальто и шляпу и бросил их на саквояж, который ранее поставил в углу. — Так вот, мой дорогой Дориан, нам нужно серьезно поговорить. Не хмурьтесь, пожалуйста, мне и так нелегко начинать.

— Ну так в чем же все-таки дело? — нетерпеливо воскликнул Дориан, садясь на диван. — Надеюсь, не во мне? Я сегодня устал от себя и предпочел бы быть кем-нибудь другим.

— Нет, именно в вас, — твердо произнес Холлуорд. — И это очень важно. Я отниму у вас каких-нибудь полчаса, не больше.

— Целых полчаса! — пробормотал Дориан со вздохом и закурил папиросу.

— Не так уж это и много, Дориан, а, кроме того, разговор в ваших же интересах. Так вот, мне кажется, вам нужно знать, что о вас в Лондоне говорят ужасные вещи.

— А я не хочу об этом знать. Я люблю слушать сплетни о других, сплетни же обо мне меня не интересуют. В них нет прелести новизны.